Шрифт:
Закладка:
Иван Петрович несколько раз прошел мимо резиденции американской военной миссии, оглянулся, нет ли слежки. Все было тихо. Тогда он повернул назад, это такой прием, если все-таки есть слежка, то филер, вынужден будет как-то отреагировать, тоже повернуть назад, неожиданно остановиться, споткнуться, выдать себя, но все было тихо. Сонная улица, редкие прохожие и полнейшее равнодушие к окружающему миру.
Он приподнял щеколду на калитке, дернув вниз веревку. Дорога в американскую военную миссию была открыта. В гостиной его ждал сам глава миссии полковник Рагглз и его помощник капитан Принс.
— Я от Петра Варакина, — сказал Смыслов, — мне было назначено.
— Вы имеете ввиду того журналиста, что пишет газетную хронику? — спросил Принс.
— Разумеется, кого же еще?
— Вы не удивляйтесь, — ответил Принс, — сейчас много, кто хочет быть полезен Соединенным Штатам и предлагает свои услуги. Мы внимательно рассматриваем все просьбы и предложения, но идем навстречу далеко не всем.
— Это разумно, — ответил Смыслов, — но в нашем случае речь не идет о том, чтобы приносить пользу иностранной державе.
— Вот как? — спросил Рагглз.
— Наша организация ставит своей целью свержение большевиков, и мы полагаем, что союзные миссии могли бы оказать помощь в этом благородном деле.
— О да, — вздохнул Рагглз, — благородство дорогого стоит. Так о чем вы просите?
— Нам нужна помощь в первую очередь деньгами, чтобы купить оружие. С его помощью мы поднимем восстание и свергнем власть большевиков в Вологде. Взяв город, мы отрежем остальной север от железнодорожного снабжения и обеспечим легкий захват власти в городах Архангельской губернии силами отрядов, разделяющих наши идеи.
— Ваши идеи? — удивился Принс, — поясните скорее, нам крайне важно знать их суть.
— Мы стоим за возвращение монархии, единую и неделимую Россию в границах 1914 года.
— Но это невозможно! — всплеснул руками Принс, — Финляндия и Польша никогда больше не будут русскими провинциями!
— Это спорный вопрос, если мы возьмем власть в свои руки, декреты Совнаркома будут немедленно аннулированы.
— И кого вы видите на престоле?
— Этот вопрос сейчас решается.
— Здесь в Вологде его решить несложно, тут сразу три прямых потомка императора, и каждый имеет все права на престол, — с ехидством заметил Принс.
— Ваш сарказм неуместен, вопрос о престолонаследии будет решен после захвата власти, пока он преждевременен.
— Вы знаете, какой государственный строй в Америке? — спросил Рагглз.
— Республика.
— Вот именно, а вы предлагаете нам, демократической стране помочь вернуть в Россию царя-батюшку, который снова будет править, как и его предки, совершая те же ошибки.
— Не думаю, мы извлекли из революции необходимые уроки.
— Не говорите за всех, Россия огромная крестьянская страна, таких как вы, господин офицер, ничтожно мало. Крестьяне не пойдут за монархистами, они не желают возвращать землю, которую дала им революция и, следовательно, у вас не будет поддержки народа.
— Мы поставим народ перед свершившимся фактом, — ответил Смыслов, — в конце концов, большевики сделали точно так же во время Октябрьского переворота.
— Вы хотите взять на вооружение тактику врага?
— Отчего бы и нет, если она пойдет на пользу дела.
— Вы неразборчивы в средствах.
— Возможно, — Смыслов пожал плечами, — во имя великой цели можно поступиться многим.
— Хорошо, — нам ясна ваша позиция, — ответил Раглз, — разрешите узнать Ваше имя, если это, конечно, не тайна.
— Нет, мое имя всегда со мной, и мне за него не стыдно, — ответил Иван Петрович, — моя фамилия Смыслов, подпоручик русской императорской армии.
— А как по батюшке? — улыбаясь, спросил Принс.
— Иван Петрович.
— Хорошо, господин Смыслов, мы вас поняли, нам надо посовещаться и принять решение. О нем вас известят через известного вам журналиста Петра Варакина.
— Всего доброго.
Смыслов вышел на улицу, осмотрелся. Все так же тихо, воробьи купаются в сухой грязи высохшей лужи. Ему было понятно, что разговор не получился. Американцы ждали от него как минимум кадетской программы, монархисты для представителей самой демократичной страны в мире были слишком одиозной организацией. Вопрос о помощи на какое-то время повис в воздухе.
22 июня вице-консул Великобритании Генри Бо получил из Лондона телеграмму. В ней говорилось, что два дня назад в Мурманск благополучно прибыл Френсис Освальд Линдлей, поверенный в делах Великобритании в России. Вскоре он планирует переезд в Архангельск и оттуда через Вологду в Москву для ведения переговоров с большевистским правительством. Вместе с ним следует и торгово-экономическая миссия.
Молодой консул присел за стол и опустил руки.
«Как же так? Все, чем они занимались в последний месяц, а именно подготовка к вооруженной интервенции и свержению большевистского правительства на Севере России, последующий за ней поход на Москву оказались под вопросом. В Лондоне опять изменили условия игры, поставив действовавших в России агентов в весьма двусмысленное положение. Зачем нужны переговоры с противником, против которого решено воевать. Непонятно!»
Он хотел было посоветоваться с Рейли, но тот был где-то в столицах. Он вообще редко приезжал в Вологду. Это заметил даже хозяин дома бывший предводитель дворянства Дружинин и как-то спросил вице консула.
— Почему его секретарь все время в разъездах, и начальник вынужден сам писать бумаги?
— Такая необходимость, — ответил Бо, — есть дела в других городах, требующие личного присутствия.
Генри Бо, еще не привыкший к метаморфозам британской внешней политики, был весьма взволнован возможностью скорого появления высокого начальства и вероятным последствиям, которые могут наступить для его карьеры. Он человек Локкарта, а Линдлей с Локкартом не поладили еще прошлой зимой. Об этом в британских дипломатических кругах знали все.
Поверенный в делах Великобритании в России Линдлей, счастливо преодолев линию фронта в Западной Финляндии в начала марта 1918 года вернулся на родину уже через три недели.
На вокзале его встречала семья, жена и четверо дочерей, которых он не видел с 1914 года Девочки заметно подросли, а старшая дочь превратилась в стройную барышню. Они приветствовали отца скромно и с достоинством, как было положено по этикету.
Этельдреда Линдлей объяснила дочерям, что любовь к родителям не измеряется расстоянием и годами разлуки, она должна занимать в их сердцах место следом за любовью к богу и королю. Девочки понятливо кивнули головами.