* * *

Граф де Сен-При,[374] назначенный послом в Голландию, не доехав до места назначения, застрял в Антверпене на неделю-другую, затем вернулся в Париж и был пожалован восьмьюдесятью тысячами ливров. Произошло это как раз в то время, когда правительство усиленно сокращало должности, пенсионы и пр.

* * *

Виконт де Сен-При,[375] пробыв некоторое время интендантом Лангедока, решил выйти в отставку и потребовал у г-на де Калонна пенсион в десять тысяч ливров. «Что для вас десять тысяч?», — ответил тот и удвоил названную сумму. Пенсион де Сен-При — один из немногих, не урезанных архиепископом Тулузским, который в то время занимался сокращением расходов казны: почтенный прелат не раз проводил время с веселыми девицами в обществе виконта.

* * *

М* говорил о г-же де*: «Я думал, что она ждет от меня безумств, и готов был их наделать; но она потребовала от меня глупостей, и я наотрез отказал ей».

* * *

Он же говорил о смехотворных глупостях, творимых нашими министрами: «Не будь у нас правительства, Франция разучилась бы смеяться».

* * *

«Человеку, рожденному во Франции, — утверждал М*, — следует в первую очередь отучить себя от склонности к меланхолии и от чрезмерного патриотизма. В стране, расположенной между Рейном и Пиринеями, эти болезни противоестественны. Французу, страдающему хотя бы одной из них, ничего хорошего ждать не приходится».

* * *

Как-то раз герцогине де Грамон вздумалось заявить, что де Лианкур не менее остроумен, чем де Лозен. Г-н де Креки[376] встречает последнего и говорит:

— Сегодня ты обедаешь у меня.

— Не могу, мой друг.

— Но так надо. К тому же это в твоих интересах.

— Почему?

— У меня обедает и Лианкур. Ему отдали принадлежавшую тебе пальму первенства по части остроумия, а он не знает, что с ней делать, и, конечно, вернет ее тебе.

* * *

Один человек сказал про Ж.-Ж. Руссо: «Он мрачен, как сова». — «Верно, — согласился другой, — но сова — это птица Минервы.[377] А я, посмотрев „Деревенского колдуна“,[378] могу добавить: птица, прирученная грациями».

* * *

Две придворные дамы, проезжая по Новому мосту, за какие-нибудь две минуты успели увидеть там и монаха, и белую лошадь.[379] Тогда одна из них, толкнув подругу локтем, заметила: «Что до шлюхи, то уж нам-то ее высматривать незачем».

* * *

Нынешний принц Конти[380] был весьма огорчен тем, что граф д’Артуа купил себе поместье по соседству с его охотничьими угодьями. Кто-то начал успокаивать его, говоря, что земли хорошо размежеваны, что ему нечего опасаться и т. д. «Вы еще не знаете, что такое принцы!», — прервал собеседника принц Конти.

* * *

М* говаривал, что подагра похожа на внебрачных детей монарха: ей, как и им, стараются подольше не давать имени.

* * *

М* говорил г-ну де Водрейлю,[381] человеку прямому и справедливому, но еще сохранившему кое-какие иллюзии: «Пелены на глазах у вас нет, но вот очки чуточку запотели».

* * *

Г-н де Б* считал, что женщине нельзя сказать в три часа пополудни то, что можно в шесть вечера; в шесть — то, что можно в девять; в девять — то, что можно в полночь, и т. д. «Особенно тщательно, — прибавлял он, — следует выбирать при ней выражения в полдень». Он же утверждал, что взял с г-жой де* другой тон с тех пор, как она сменила обивку в своем будуаре с голубой на темно-красную.

* * *

Когда Ж.-Ж. Руссо был в Фонтенебло[382] на представлении своего «Деревенского колдуна», к нему подошел какой-то придворный и учтиво сказал: «Позвольте, сударь, сделать вам комплимент». — «Если он ловко составлен, пожалуйста», — отозвался Руссо. Придворный удалился, а друзья начали упрекать Руссо. «Ну, как вы ему ответили!». — «Вполне разумно, — возразил он. — Разве есть на свете что-нибудь ужаснее неловкого комплимента?».

* * *

Живучи в Потсдаме, Вольтер[383] как-то вечером после ужина в нескольких словах охарактеризовал хорошего монарха и тирана. Затем, постепенно воодушевляясь, он набросал картину страшных бедствий, на которые обрекает человечество деспот, завоеватель и т. д. Слушая его, король прусский так умилился, что уронил слезу. «Глядите! Глядите! — вскричал Вольтер. — Тигр плачет!».

* * *

Как известно, г-н де Люин, получив пощечину и не решившись отомстить обидчику, был вынужден выйти из военной службы, после чего, почти сразу же, его назначили архиепископом Санским.[384] В один прекрасный день, когда он служил торжественную мессу, некий скверный шутник схватил его митру, растянул ее руками и воскликнул: «До чего же громко затрещала эта митра! Как от затрещины!».

* * *

Фонтенеля трижды проваливали на выборах в Академию. Он частенько рассказывал об этом и всегда прибавлял: «Я повторял эту историю всем, кто убивался из-за того, что не прошел в Академию, но так никого и не утешил».

* * *

Рассуждая о нашем мире, где что бы ни случилось — все к худшему, М* заметил: «Я где-то вычитал, что нет ничего вреднее для народа, чем монарх, который слишком долго царствует. Мне говорят, что бог вечен. Этим все сказано».

* * *

Вот очень тонкое и меткое замечание М*: как бы неприятны и даже нестерпимы ни были для нас недостатки того, с кем мы водимся, мы неизбежно перенимаем их — страдать от чужих недостатков еще не значит уберечься от них.

* * *

Вчера я присутствовал при философском разговоре Д* с Л*, и вот что мне особенно запомнилось. «Я интересуюсь немногим и немногими, а меньше всего — собственной особой», — сказал Д*. «Не объясняется ли все это одной причиной? — заметил Л*. — Не потому ли вы равнодушны к себе, что равнодушны к другим?». — «Вероятно, вы правы, — холодно согласился Д*. — Как бы там ни было, я просто говорю вам то, что есть. Равнодушие это развилось во мне постепенно: у каждого, кто живет с людьми и общается с ними, сердце рано или поздно должно либо разорваться, либо оледенеть».

* * *

Вот забавное и широко известное в Испании происшествие: граф Аранда,[385] получив пощечину от принца Астурийского, нынешнего короля,[386] вскоре после этого был назначен послом во Францию.

* * *

В ранней молодости мне как-то раз понадобилось повидать в один и тот же день Мармонтеля[387] и Даламбера. С утра я отправляюсь к Мармонтелю — он жил тогда у г-жи Жоффрен,[388] — но ошибаюсь дверью. Швейцар мне объявляет: «Господин де