Шрифт:
Закладка:
Алекс и Дэйви бросились к ней, чтобы, к полному ее восторгу, заключить ее в объятия и, мало того, приподнять.
— Одесса, хороша как всегда!
— С Рождеством, дорогуша. Ты помогла Артуру выучить роль?
— Где ваши манеры, мальчики? — воскликнула толстуха, расплываясь в улыбке. — Сейчас же поставьте меня на место, бездельники. Я еще не поздоровалась с вашей сестрицей. И кто эта юная особа?
Меня представили, и мы обменялись рукопожатием. Хитрые и проницательные глаза Одессы изучили меня с ног до головы, после чего она одарила меня дружелюбной улыбкой, потом подскочила к Табите и прижала ее к груди.
— Дорогушечка моя, ты же совсем закоченела. Хорошо, что приехала, тебя нужно срочно подкормить.
Табита улыбнулась и уверила, что есть не хочет. Кто бы сомневался.
Мы переместились на кухню, где нас ждал вкуснейший на свете суп. Намазывая масло на кусок теплого хлеба, я забеспокоилась, что, если и дальше так пойдет, скоро придется переставлять пуговицы на одежде. Табита осторожно проглотила одну ложку и тут же отодвинула тарелку, позеленев. Джокаста прикусила губу. Дэйви и Алекс были слишком увлечены спором с Эдвардом о том, можно ли считать таксидермию искусством, чтобы заметить состояние Табиты. Пока я убеждала себя, что вполне могу позволить себе еще кусочек хлеба, Одесса без раздумий шлепнула на мою тарелку увесистый ломоть. Я испуганно глянула на нее. Она подмигнула в ответ.
— Табита, ты пробовала хлеб? — спросила я. — Потрясающий. Жалко, что я не умею такой печь, а ты умеешь?
— Нет. То есть раньше умела, но сейчас мне нельзя есть пшеницу… и молочное, — изнуренно улыбнулась она.
— У тебя аллергия?
Вы даже не представляете, как много людей теперь страдает какой-нибудь диковинной аллергией. Или хотят страдать. Я знаю одного чудака, который заплатил кучу денег, чтобы на предмет аллергии исследовали его волосы, ей-богу. В результате выяснилось, что у него аллергия на свеклу, тоник, редис и шоколад. Потом он заявлял, что диета буквально сотворила с ним чудеса, хотя, на мой взгляд, звучало это не слишком убедительно.
— Нет-нет. Просто я посещала семинар «Святых сестер»…
Какой семинар?! Хотя какая разница…
— …там протестировали мою энергетику, и оказалось, что мне можно только зеленую пищу и козьи продукты.
— Что?
— Ну, знаешь, овощи всякие, а еще козьи продукты. Не козлятину, естественно, а то, что готовят из козьего молока. Ну и конечно, разные семечки и орехи.
Как я сразу не догадалась.
— По-моему, все это ужасно невкусно. А тебе никогда не хочется нормальной еды? Разве можно получить все необходимые вещества и витамины из такой пищи? — с видом знатока вопросила я, хотя ничего не смыслила в здоровом питании. Разумеется, я в курсе, что в день нужно обязательно потреблять сколько-то клетчатки. Однажды я даже подсчитала, сколько овощей и фруктов съедаю в день. Оказалось, что и близко к норме не подбираюсь, даже если считать чипсы картошкой, а изюм в шоколаде виноградом.
— Иногда разрешить себе съесть плитку шоколада — еще не преступление, — пробормотала Одесса.
Что? Она еще и мысли мои читает?
— О да. Хотя в идеале я хотела бы питаться воздухом, — продолжала свое Табита.
Воздухом? Воздухом!
Я вспомнила, что как-то видела в новостях женщину, которая ушла жить в леса, прихватив с собой только палатку и какую-то безумно популярную книжку, где рассказывалось, как питаться одним воздухом. Бедняжка умерла. Я в ужасе уставилась на Табиту. Боже, неужели она настолько сумасшедшая? Еще я по телевизору видела людей, которые неделями соблюдают голодный пост, чтобы достигнуть той стадии, когда они смогут питаться только воздухом и жить в каком-то жутко духовном месте в Америке. Через пару дней эти бедняги падали в обморок прямо на улице. Эту передачу я смотрела, наворачивая огромную порцию спагетти с мясным соусом. Под сыром. С чесночными хлебцами.
Я оглядела своих сотрапезников в поисках поддержки. Но они вели жаркий спор о достоинствах стиля Гилберта и Салливана. Я пыталась придумать, что бы такое сказать Табите, чтобы окончательно не отпугнуть ее.
— Знаешь, голодание и диеты могут быть очень опасны для здоровья.
— Все так говорят. Но ведь ты не слишком в этом сведуща, правда? — улыбнулась она мне.
Нет. Но не нужно быть доктором наук, чтобы догадаться — если человек ничего не ест, он в конце концов умрет.
Я вздохнула и покачала головой.
Джики пищал, умоляя выпустить его из корзины. Я открыла дверцу, он благодарно затрещал и взобрался ко мне на шею. Я вспомнила, что завтра предстоит отвезти его в питомник, и погладила Джики по голове. Я буду по нему скучать.
— Ты же знаешь, ему от тебя никуда не деться, — прозвучал рядом со мной голос Одессы.
Я повернулась к ней:
— Что вы сказали?
— Он — как мой кот Тень. Некоторые животные рождены для того, чтобы жить с человеком. Ему суждено быть с тобой. Тебе ведь он достался случайно?
Если случайностью можно назвать то, что обезьяна упала мне на голову в клубе, то да. Я кивнула и пристально посмотрела на Одессу. У этой женщины есть кот по кличке Тень, и она намекает, что Джики уготован мне судьбой… Да кто она? Ведьма, что ли?
Одесса рассмеялась, обнажив целый ряд золотых зубов, и водрузила на стол яблочный пирог.
— Не говори глупостей, дорогушечка.
От одного вида пирога у меня слюнки потекли. Рядом Одесса поставила миску со взбитыми сливками. Отрезав кусок пирога и плюхнув сверху сливки, она подвинула тарелку Табите.
— Я его заговорила, — уверила она, подмигнув всем нам, — так что обязательно попробуй. А про эту ерунду на своем семинаре даже не заикайся. Я сама тебя жизни научу. Что знают о жизни эти лондонские барышни? Да ничего. Это ж Лондон, что с него взять!
Табита улыбнулась и послушно сунула в рот кусочек. Я последовала ее примеру и едва удержалась от того, чтобы не запихнуть следом остальной кусман, вылизать тарелку и потребовать добавки. Может, Одесса и впрямь его заговорила?
Одесса уже застегнула толстое черно-рыжее пальто и теперь надевала красную фетровую шляпу.
— Так, я пошла. Не забудьте, семга готова. Вам осталось только отварить картошки и приготовить салат. Увидимся завтра на вечеринке.
— Одесса, позволь, я довезу тебя до дома. Во-первых, на машине будет быстрее, а во-вторых, на улице жуткий мороз. — Эдвард поднялся.
— Не,