Присаживаюсь на стул у кровати и в полумраке комнаты рассматриваю лицо Алексея. Постарел за последние полгода, совсем его болезнь скосила.

– Приперлась? – спрашивает он. – Пива принесла?

– Куда тебе еще пива, Леш?

– Быстрее загнусь, – отвечает он, а потом открывает мутные глаза и смотрит прямо на меня. На его лице расплывается злая ухмылка. – Ну как была блядью, так ею и осталась. Посмотри на себя, Вера, выглядишь как шлюха.

– Леш, я уйду сейчас, – отвечаю спокойно, радуясь, что голос больше не дрожит.

– Ну и вали. Все, что надо было, ты для меня сделала. Наняла сиделку, чтобы она выполняла твои обязанности.

– Я пришла поговорить про переоформление документов. Скоро комиссия, тебе надо будет явиться в бюро медико-социальной экспертизы.

– Сами ко мне придут, – ворчит он.

– Не придут, надо явиться.

– Тебе-то какая разница? Небось, уже с пацаном своим сошлась.

В груди привычно ноет, когда я думаю о Тимуре. Психолог говорит, что поведение Тимура тоже плохо сказывается на мне, потому что он душил меня своей заботой, а мне хочется верить, что окружал. Хочется, но я себе запретила. Нутром чувствую, что это неправильно, но так рада обманываться.

– Я заеду за тобой, когда нам уточнят дату. Напишу Вале, чтобы ты был готов.

– Сказал же: не поеду! – рявкает он. Раньше я бы вздрогнула от испуга, а сейчас уже нет. Руки спокойно сложены на коленях, а взгляд направлен прямо на бывшего мужа. Выражение лица Леши меняется. – Я же любил тебя, сука. Как больной был. Ты ж ведьма, Верка, самая настоящая. Да тебе мужика приворожить раз плюнуть. А потом начинаешь крутить нами, как цыган – солнцем.

Я усмехаюсь такому заявлению.

– Крутить? Леша, давай не будем ворошить прошлое, мне тоже есть что вспомнить.

– А мало я тебя, суку, бил. И по делу, тут тебе нечем крыть. Гуляла ж от меня.

– Так, ладно, я пошла.

– Ты даже документы на развод лично не привезла! Передала через сиделку! Это ж какой падалью надо быть!

Выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь. Да, документы я передала через сиделку, потому что боялась его реакции. Кто-то скажет: да что бояться инвалида? А он, даже сидя в коляске, мог такие увечья нанести, что потом неделями лечиться приходилось. Наехать на ногу – это меньшее из зол, которых я от него натерпелась.

Валя сидит на кухне, поставив перед собой две чашки чая и порезав торт на кусочки.

– Я не буду чай, – произношу, как только вхожу.

– Как же? А торт?

– С Алексеем съедите. – Присаживаюсь напротив и бездумно складываю салфетку, превращая ее в розу. – Валя, через несколько дней комиссия. Я дам знать когда, но с вами не поеду. Вызову такси и Виталика попрошу подъехать помочь.

– Да что я, сама коляску до такси не дотащу? А там уже по пандусу въедем.

– Я все же попрошу. Леша ему доверяет, ему спокойнее рядом с Виталиком.

Валя кивает.

– Совсем допек уже?

– Совсем, – выдыхаю я.

Валя накрывает мою руку своей и слегка похлопывает.

– Ты бы жизнь свою личную устраивала, а не к нему таскалась. Молодая еще, красивая.

Я усмехаюсь. Молодая. Тридцать семь лет, а спина уже болит, как у старой бабки. Психолог говорит: психосоматика, а я склоняюсь к тому, что слишком много времени провожу за компьютером, чтобы заработать на жизнь не только себе, но и бывшему мужу. Его пенсии хватает только на питание. Мне же приходится брать на себя все остальное, включая недешевое лечение. Если бы не Фонд помощи инвалидам, то совсем, наверное, померла бы от работы. Фонд частично покрывает стоимость лекарств, полностью берет на себя дорогостоящую реабилитацию, организовывает выезды в санаторий, в котором Леша еще ни разу не был, потому что постоянно отказывается.

Я поднимаюсь из-за стола, вручая Вале импровизированную розочку. Улыбаюсь, вешая сумку на плечо.

– Я позвоню.

– Ну давай, девочка.

Валя провожает меня до двери, мы тепло прощаемся, и я с чувством облегчения выхожу из этого ада. Всегда так радуюсь, покидая эту квартиру, где пережила столько боли, что стоит приходить сюда только ради этого ощущения. Бросаю взгляд на часы и ускоряюсь. Из-за пробки в центре задержалась к Алексею, и теперь опаздываю на сеанс с психологом. Запрыгиваю в ближайшее метро и еду до нужной станции, листая в телефоне задания от выпускающего редактора. Улыбаюсь, потому что на этот раз мне дали редактировать романтическую комедию вместо нон-фикшн, как последние два раза, или антиутопию, как было перед этим. Устала я от таких книг, хочется чего-то легкого. До своей остановки успеваю прочитать две главы и даже улыбнуться, поймав взгляд сидящего напротив мужчины. Из поезда метро я выхожу уже совсем в другом настроении. Пока ехала, приняла решение больше не ходить к Алексею без крайней необходимости. В конце концов, мы теперь чужие друг другу.

Тимур

Я пробегаю глазами очередной подсунутый мне документ и быстро ставлю подпись.

– Миш, уверен, что факсимиле – это плохая затея? – спрашиваю, передавая Лиле бумаги. Она кивает и выходит из кабинета.

Миша кивает, уставившись в экран телефона.

– Уверен, – бурчит он.

– Что там у тебя?

– Пришли сводки из Фонда. В прошлом месяце как-то странно распределили средства. Надо Толику показать.

Откидываюсь на спинку кресла.

– Как вообще дела? – спрашиваю, сглотнув ком в горле.

Миша знает, что означает этот вопрос. Ее имени я не произношу уже почти два года. Не интересуюсь напрямую, не усиливаю поддержку. Если она решила отказаться от нас, пускай, я принял ее решение. Но руку все равно держу на пульсе. Не столько я, сколько Михаил. Почти полгода после нашей с ней последней встречи я его ни о чем не спрашивал и не просил, он, естественно, отменил всю помощь, за что знатно получил от меня. Возобновил все, а я создал Фонд помощи инвалидам, делая вид, что не карму свою поправить решил и не конкретной женщине финансово помочь, а просто потому, что через Фонд удобно отмывать деньги. Миша с Толиком согласно покивали, делая вид, что так и должно быть. Но примерно раз в несколько месяцев я все же осведомляюсь, как у нее дела, даже не называя имени.

– Вообще нормально. Психолог, работа, дом.

– Мужчина?

Миша качает головой, бросив на меня быстрый взгляд, а затем возвращается к телефону.

– Нет.

Каждый раз накатывает какое-то иррациональное облегчение, но я запрещаю себе думать о ней. Я тоже ходил к психологу в надежде забыть и вырвать из мыслей и сердца, но зараза засела так глубоко, что вытравить ее оттуда пока никак не получается.