Шрифт:
Закладка:
А потом наступило то самое лето в Пиренеях, которое они провели вместе с родителями. Моника решила на каникулы поехать с друзьями на Коста-Брава. Лусии было восемнадцать лет, Рафаэлю – шестнадцать. Она тогда подумала, что это будут последние летние каникулы с родителями, а на будущий год она заберет Рафаэля с собой.
Они сняли маленький домик на берегу горной речки у подножия скалы, с красивой террасой и фруктовым садом, где мать сушила белье. По утрам Лусия будила брата, и они шли в деревню купить сигарет, а потом усаживались на солнышке на террасе, пили кока-колу, разглядывали прохожих, перешучивались и били баклуши. Только в компании Рафаэля Лусия чувствовала себя так свободно и радостно. Ни с одним из мальчишек ей ни разу не удавалось так долго поддерживать беседу.
Но в то утро комната и кровать Рафаэля были пусты и окно открыто. Его комната выходила как раз на скалу. Она высунулась из окна и инстинктивно подняла глаза. На самом верху, в ярком свете утреннего солнца, виднелась высокая тень с раскинутыми крестом руками.
И тут она поняла: брат дожидался момента, когда она высунется из окна, чтобы прыгнуть в пустоту. Он ждал, чтобы она это увидела… Он хотел разделить с ней этот миг, последний миг своей жизни.
После этого Лусию несколько месяцев откачивали транквилизаторами. А потом пошли первые упреки. Напрямую их никто не высказывал, но настал день, когда мать и сестра превратились в две враждебные глыбы, в которые она все время утыкалась.
Ее словно выбросили из семейного круга. «Тебе нельзя доверять», – сказала ей по телефону сестра. И были такие дни, когда Лусия с ней соглашалась…
Другим человеком, который так и не оправился после гибели Рафаэля и который испытал на себе женский гнев, был отец. Маленький, ростом почти с Лусию, очаровательный человек, нежный и забавный, он своими шутками всегда освещал и согревал повседневность. Но со смертью сына очень изменился: стал молчаливым, печальным и безразличным. Супруга все чаще и чаще обрушивала на него свой гнев. На эти вспышки он отвечал молчанием. Пока однажды его не унес сердечный приступ…
Лусию охватило оцепенение. Оно всегда накатывало, когда ей не хотелось еще раз думать обо всем этом. Но все равно ведь и дня не проходило, чтобы не думала. Правда, она давно уже не плакала и не улыбалась, вспоминая о Рафаэле. Словно он унес с собой и слезы, и улыбки… А вот чувство вины – это другое дело. Оно никогда ее не оставляло. Ведь она могла бы спасти его, могла бы предотвратить беду…
С улицы донеслись чьи-то громкие голоса. И Лусия вдруг осознала, что они уже давно бродят где-то по самой кромке сознания – просто она, погрузившись в свои мысли, не обращала на них внимания.
Лусия открыла окно.
Внизу, на площади, собралась группа молодежи, несомненно, вышедшей из бара напротив. Ботеллон[25]. Человек двенадцать ребят собрались вокруг человека в коричневом пальто, который сидел на скамейке спиной к ней. То, что он рассказывал, видимо, захватило их целиком. Лейтенант пригляделась к человеку и улыбнулась. Это был Саломон…
И она вдруг сразу позабыла и зловещие слова Мигеля Феррана, записанные в дневнике, и все упреки матери и сестры. Интересно, что за байки рассказывает им криминолог? Истории с места преступления или приключения серийных убийц?
Это надо выяснить. Она закрыла окно, натянула худи, надела белую парку и ботинки, заперла номер и спустилась вниз. Едва вышла на площадь, как сразу услышала звонкий голос Саломона:
– Человек – животное социальное и в высшей степени необузданное, и с этим ничего не поделаешь: таков уж он есть. А поскольку он еще и самое развитое животное, то его необузданность легче проявляется не между отдельными особями, а между группами. Возьмите, к примеру, горных горилл Центральной Африки. С Кинг-Конгом у них нет ничего общего. Диана Фосси, изучавшая их в течение двадцати лет, описывает этих животных как самых миролюбивых на земле. Но когда лицом к лицу сталкиваются две группы горилл, они становятся настоящими убийцами. Шестьдесят четыре процента обследованных самцов имеют на теле глубокие раны, явно полученные в таких боях.
– И опять-таки мужики, самцы… – заметила одна из девушек.
– Расскажите еще что-нибудь! – выкрикнул один из парней.
Лусия улыбнулась. Она и не знала, что Борхес уже спустился и завел интересные разговоры с местной молодежью. Скорее всего, он не стал скрывать от ребят свою профессию.
– Кэтрин Найт, маленькая австралийка в очках, с кудряшками, совершенно невинного вида. Ночью двадцать девятого февраля двухтысячного года, после сексуального контакта с мужем она нанесла ему тридцать семь ударов кинжалом. Ему удалось доползти до входной двери и даже ее открыть, но она затолкала его обратно в дом и там добила. Работодатель мужа встревожился и сообщил в полицию. Приехавшие полицейские обнаружили повсюду брызги артериальной крови, кожа супруга висела на крючке в гостиной, голова тушилась с овощами в печке, а остальное было приготовлено для детей в виде стейков с картофелем. Кэти Найт уже пыталась зарезать своего первого мужа в первую брачную ночь и убить двухмесячную дочку, бросив ее на рельсы. Она периодически проходила лечение в психиатрической клинике. А свою профессию просто обожала: она занималась забоем животных на бойне.
«О господи, Саломон!» – подумала Лусия, еще шире улыбнувшись.
– Какой ужас! – простонала девушка.
– Но этого не может быть! – кипятился парень. – Вы все это придумали!
– Ничего подобного.
В группе послышались восклицания и смех. И тут, словно что-то почувствовав, Лусия повернула голову влево, к высокой части наклонной площади, от которой отходила узкая улочка.
Оттуда кто-то наблюдал за группой. Высокий человек, прислонясь плечами к стене возле самого входа в улочку, казалось, не пропускал ни одного слова Саломона. Он держался в стороне от освещения, но было ясно видно, насколько он высок и крепок.
Саломон его не замечал: он сидел на скамье спиной к приподнятой части площади. А ребята были слишком увлечены его рассказом, чтобы заметить, что за ними наблюдают.
Лусия подняла глаза и увидела желтые прямоугольники света за балконными дверями и дрожащий, неверный отсвет телевизионных экранов за окнами. На площадь выходило с десяток домов, но было холодно, и все предпочитали оставаться в тепле. Кроме молодежи, выходившей на улицу выпить и покурить.
И эта одинокая тень…
Она сама не понимала почему, но ей очень не понравилось, как он стоял там, не двигаясь с места, и наблюдал за группой. Он,
