— Право, Джон…

— Дэвид, не скромничай, этим можно и нужно гордиться! А то ведь многие думают, будто отпрыски богатейшей фамилии только тем и занимаются, что с утра до вечера пьют «Вдову Клико», проигрывают миллионы в казино и сколачивают состояния на страданиях простых американцев.

— Ну, я-то так не думаю, — удалось вставить мне свои «пять копеек». — История знает немало примеров, когда дети и внуки богачей руководствовались не своим положением, а совестью, ставя общественное выше личного.

— Вы говорите прямо как коммунист, — хмыкнул Гувер.

— Почему же, я разделяю это мнение, — пришёл мне на выручку Рокфеллер. — Нельзя отделять себя от общества и тем более ставить выше его, иначе оно тебе этого не простит. Как сказал мистер Бёрд, примеров тому история знает множество. Сколько королей были свергнуты толпой только потому, что считали себя наместниками Бога на земле, закрывая глаза на то, что творится у подножия их трона.

— Джентльмены, предлагаю перенести диспут на другое время, а то мы опоздаем на обед, — вклинился молчавший до этого Толсон.

— Действительно, — бросил взгляд на часы Гувер, — время здесь летит незаметно. Пойдёмте занимать места.

Обед проходил на большой поляне, где столы были расставлены рядами. Судя по всему, и впрямь здесь обитало под тысячу человек, и ни одной женщины! Навскидку каждый стол мог уместить человек по пятьдесят, а всего было столов двадцать. Гувер и Толсон заняли места в третьем ряду, посадив меня между собой, Рокфеллер отправился за стол во втором ряду. А в первом в числе прочих расположился президент Уоллес. Выражаясь старославянским языком, ошую от него уселся вице-президент Олбен Баркли, а одесную — спикер нижней палаты представителей Сэм Рейберн. Ну и так далее по ранжиру, многих я и в лицо-то не знал. А меня многие узнавали, кивали, здоровались, салютовали бокалами с напитками.

Обедающих обслуживали официанты в белых фраках, чёрных брюках и чёрных же бабочках. Выбор блюд, так же как и напитков, оказался вполне приличным. Минут через пятнадцать после начала застолья Уоллес поднялся и произнёс прочувственную речь о величии американской нации. А затем объявил:

— Джентльмены! Сегодня среди нас гость, это мистер Фил Бёрд, известный медиамагнат, владелец собственной киностудии. Уверен, многие из вас слышали о нём. Несмотря на то что он является потомком выходцев из России, мистер Бёрд сумел проявить себя как настоящий патриот Америки. А его вклад в победу над Германией трудно переоценить.

Раздались аплодисменты, и мне, невольно покрасневшему, пришлось встать и раскланяться.

— Обычно, чтобы стать членом клуба, кандидат ждёт своей очереди несколько лет. Но мистер Джон Эдгар Гувер, которого вы все прекрасно знаете, — директор ФБР чуть привстал и слегка кивнул, — поручился за нашего гостя. Мы поговорили с председателем Богемского клуба Фредди Роучем, — теперь уже приподнялся немолодой мужчина с брюшком, сидевший в центре того же стола, — и он тоже меня поддержал. Итак, мистер Бёрд, как вы смотрите на то, чтобы стать членом Богемского клуба?

Вот это фокус! У меня аж в горле пересохло от столь неожиданного предложения, и я, прежде чем ответить, сделал большой глоток минеральной воды Gerolsteiner.

— Признаться, вы сумели меня удивить, мистер президент. В ином случае я сказал бы, что мне нужно подумать, но в этой ситуации, как я понимаю, ответ должен последовать немедленно. Было бы странным, откажись я от вашего предложения, поэтому я его с благодарностью принимаю.

— Великолепно! Тогда предлагаю выпить за нового члена клуба, которому этим вечером предстоит пройти посвящение.

Опа, ещё и посвящение! Интересно, в чём оно заключается? Надеюсь, мне не придётся прыгать голышом через костёр или совокупляться с животными?

— Джон, это вы всё подстроили? — повернулся я к Гуверу, который уже вовсю уплетал телячью отбивную.

— Что именно? Ах, ваше избрание в члены клуба? Ну, скажем так, приложил к этому руку. А вы что, не рады?

— Хм, ну, вообще-то рад, наверное, просто пока не могу прийти в себя… Вы мне лучше объясните, что собой представляет обряд посвящения?

— Не могу сказать, это секрет. Вечером сами всё узнаете.

Таинство посвящения проводилось у подножия двенадцатиметровой статуи совы. К девяти вечера, обступив по бокам искусственное озеро, здесь собралось всё население лагеря, за исключением гостей, которым сие видеть было не положено. У постамента изваяния — я и председатель Богемского клуба, оба облачены в какие-то чёрные балахоны с капюшонами. Не иначе, подумал я, что-то типа масонского ритуала, только меча или шпаги не видно. Конкретно секта, мать их, и во что это я умудрился вляпаться?…

По четырём углам площадки горели факелы, их света хватало, чтобы зрители видели происходящее на этом возвышении.

Роуч повернулся к публике и поднял руки, словно собираясь проповедовать.

— Соратники! Сегодня в нашем клубе на одного члена станет больше.

«Вот уж точно, как есть член», — подумал я, мысленно переведя английское слово member на русский и вспомнив, что клуб чисто мужской.

— Мы уверены, что сей муж будет достоин высокого звания члена нашего клуба, но всё же обязаны задать соискателю вопрос. — Роуч повернулся ко мне, откинув с головы капюшон. — Брат, готов ли ты служить верой и правдой своим новым товарищам? Готов ли помочь им, если они тебя об этом попросят? Готов ли пожертвовать своей жизнью во имя тех, кто стоит здесь сегодня и молится за тебя?

— Готов.

А что мне ещё оставалось ответить? Главное — верить, что момент, когда мне придётся за кого-то из этих мудаков отдавать жизнь, никогда не наступит. Ну или в ближайшие хотя бы лет десять.

— Что ж, ты сделал свой выбор. Вносите!

Спустя мгновение из темноты в круг света вошли четверо в балахонах и капюшонах, неся на плечах обитый в столь же чёрную материю простой гроб. Поставив его у моих ног, двое сняли крышку, поставив её вертикально. Я с недоумением взглянул на Роуча.

— Ложись, — негромко сказал он мне и снова повернулся к зрителям. — Да грядёт ритуал очищения и перерождения!

Народ завопил, приветствуя этот акт маразма, а я, немного подумав, всё же лёг. А что мне ещё оставалось делать? Никогда ещё в гробу лежать не доводилось. Понятно, все мы там будем, рано или поздно, но всё же я надеялся, что уже не увижу, как меня выносят вперёд ногами. Ан нет, напрасно надеялся.

Лежать было относительно удобно, я даже руки на груди сложил для правдоподобия. Думал, полежу пару минут — и пригласят встать, мол, прошёл посвящение. Ага, щас! Я не видел, как сверху гроб закрывают крышкой, так как лежал с закрытыми глазами, просто сначала услышал