– Нет-нет, идите спать. Я приготовлю себе сандвич.

– А ты – ты в порядке, моя дорогая?

– Да. Спасибо, что позволили ему остаться.

– Кем бы я была, если бы сказала «нет»? А теперь давай, не задерживайся особо – нужно тебе хоть немного поспать, прежде чем завоют сирены.

Руби съела сандвич с такой же скоростью, с какой Саймон съел свой обед, и унесла кота наверх. Она закрыла дверь, чтобы он не убежал, и вернулась на кухню за его спальным местом. У себя в комнате она поставила его коробку против холодного камина и порадовалась, когда он забрался внутрь и свернулся там калачиком.

Она переоделась в домашние брюки и самый теплый свитер, предполагая, что ночь придется провести в сомнительном комфорте убежища Андерсена, потом залезла под одеяло и почти не испугалась, когда несколько секунд спустя к ней запрыгнул Саймон. Он свернулся у ее колен, приятный источник тепла в прохладной комнате, и она быстро уснула под убаюкивающее тихое и непрекращающееся урчание.

В ту ночь не выли сирены, не было их и в следующую, но их счастье кончилось в воскресенье. Обе дочки Тремейн пришли на обед – в первый раз после января они не работали в воскресенье, и Ванесса по такому случаю выманила у мясника два фунта говядины. Этого хватило Джесси, чтобы приготовить мясо по-бургундски, хотя и без капельки бургундского.

Не успели они сесть за стол, как завыли сирены.

– Опять, – сказала Ванесса, но уже секунду спустя схватила кастрюльку с тушеным мясом и поспешила в убежище в заднем саду. – Ви, возьми картошку с морковкой. Беатрис – за тобой тарелки и приборы. Руби – прихвати Джесси, и котов не забудьте.

После короткого противостояния, в ходе которого Перси утвердил свое превосходство в доме Тремейнов, коты подружились. Они еще не получили своего обеда, который так или иначе состоял бы из остатков общего, поэтому прибежали к ней на свист.

– Вы двое, – сказала она, подхватив котов и поспешив в убежище, – вас ждет тушенка, если будете себя хорошо вести.

Для пятерых женщин и двух котов места в убежище было маловато, но они сидели в тепле и сухости, за великолепным обедом, шум сверху не казался особенно тревожным, а в коллекции семейных историй Тремейнов они находили почти неисчерпаемый источник развлечения.

– Ты уже рассказывала Руби о Бесславных гастролях папы? – спросила Беатрис у матери, как только они закончили есть.

– Обязательно, обязательно расскажи, – воскликнула Виола. – Не могу поверить, что Руби еще не знает про Шарлатана Мортимера.

– Или про Дуэльный шрам папы, – сказала Беатрис.

– Или про снежную бурю в Альберте, – сказала Виола.

– Хватит-хватит, – запротестовала Ванесса. – Вы так все и выдадите. Итак. На дворе стоял 1920 год. Мы недавно поженились, и Ника пригласили на гастроли в Штаты и Канаду. Он только что снялся в кино – это был его первый фильм, и его появление должно было гарантировать успех… как этот фильм назывался?

– «Белая роза для короны», – ответила Беатрис.

– Да. Ужасная дрянь. Ник играл отца героя. Или его брата?

– Он был давно потерявшимся братом героя, но оказался его отцом, – сказала Виола.

– Ну, видишь, что я имею в виду? Нелепица. Как бы там ни было, мы переплыли Атлантику, высадились в Нью-Йорке, и только когда добрались до места, узнали, что роль Ника вырезали из окончательного фильма. Кажется, в одной из сцен остался его затылок, но не больше.

– Он, наверное, был разочарован, – сказала Руби.

– Поначалу – да, но, посмотрев готовый фильм, даже обрадовался. Это было ужасно. Но то ли еще началось, когда импресарио, который нас пригласил…

– Мистер Мортимер Хьюитт Таккер.

– Да, спасибо, Беатрис, – мистер Таккер оказался полным шарлатаном. Он устроил Нику гастроли от одной помойки до другой. Некоторые были такие поганые, что в сравнении с ними самый захудалый театр казался респектабельным, а публика не желала слушать шекспировские монологи. На одном из представлений примерно через неделю после начала гастролей кто-то швырнул в Ника разбитую бутылку и раскроил ему лоб, прямо до кости. Пришлось зашивать – представляете: этакие швы во весь лоб снизу доверху.

– Да, – добавила Виола, – а когда у него спрашивали о шраме, он неизменно отвечал, что получил его на дуэли – сражался за честь мамы.

– Мы тогда состояли в браке всего несколько месяцев, и я начала беспокоиться – не совершила ли я ошибку. Понимаешь, мои родители категорически возражали против этого брака. Он был почти на двадцать лет старше, и мы не успели познакомиться, как обручились.

– Через неделю после знакомства! – воскликнула Беатрис. – Кто в это может поверить? Через неделю!

– Да, но это история на другой раз. А Ник был великолепен. Он отказался возвращаться домой побежденным и вскоре начал завоевывать симпатии повсюду. И он был такой забавный. Мы посетили столько интересных мест. Водопад Ниагара, Новый Орлеан, Сан-Франциско, Канада – все было прекрасно, хотя я главным образом запомнила бесконечные поездки на поездах из города в город.

– Виола сказала что-то про снежную бурю?

– Да. Мы были в Альберте, у горных подножий, и наш поезд застрял в снегу. Я никогда так не мерзла.

– Вы ездили с ним в Голливуд, когда снималась «Зима тревоги нашей»? – спросила Руби.

– Можешь себе представить – фильм снимали в Англии! Для Ника так было гораздо проще, хотя я не стала бы возражать против зимы в Калифорнии.

– Мне понравился этот фильм, – немного задумчиво проговорила Руби, вспоминая. Хотя она в те времена жила на совсем скудные деньги – жалованье практикантки-стенографа было таким жалким, что у нее почти ничего не оставалось после выплаты аренды, – ей всегда удавалось наскрести деньги на еженедельный поход в кинотеатр. – Я его видела не меньше трех раз. Ваш муж такой красивый и обаятельный. Невозможно было не симпатизировать королю Ричарду.

– Он был превосходен в этой роли, правда? Так ужасно, что он заболел. А заболел он спустя несколько месяцев после окончания съемок, и он так радовался своей славе. Дорогой наш.

– Мне не хватает папы, – сказала Беатрис. – Я иногда спрашиваю себя, что бы он сказал обо всем этом. Война, сражение за Англию, необходимость торчать в убежище ночь за ночью.

– Он бы постоянно жаловался, – не раздумывая сказала Ванесса. – Нарушал бы все правила, каждый день к нам бы приходил дружинник из ПВО, потому что он не соблюдал бы правила затемнения.

– А когда мы сидели бы здесь, он непременно ночь за ночью читал бы свои любимые монологи этим своим громким голосом, его «Серьезным театральным голосом» – так он его называл, а соседи приходили бы с претензиями, – радостно продолжила Виола.

– Я бы с бóльшим удовольствием слушала музыку, чем «Гамлета», –