Как будто ждал разрешения, он мгновенно крепче сжал член и стал дрочить. Он прижался ко мне, каждый мускул напрягся, а затем на его живот хлынула семя. Давление было слишком сильным, и внезапно я тоже кончил. Мир исчез на эти несколько секунд, пока я опустошался в презерватив.

— О, черт, — задыхался я, мои конечности подергивались.

Когда мир перестал вращаться, осторожно вышел из него, держась за презерватив. Вытерся салфетками, которые держал у кровати. Алессио закрыл глаза рукой. Он не двигался и не говорил. Мы оба были потные и изможденные, а его плоский живот весь в белых потеках. Мне нравилось видеть его таким.

Наклонившись, языком провел по его сперме.

— Ммм... — затем лизнул еще, вкус — смесь пота и соли.

Он опустил руку на матрас, и посмотрел на меня своими серебристыми глазами.

— Ты прекрасен, — прошептал он нараспев. — Особенно когда кончаешь.

Давно умершая часть моего сердца ожила, как будто она была заморожена и теперь оттаивала. Я отвернулся, скрывая от него свою реакцию.

Комплименты и нежные поцелуи? Что мы делали? Это должны были быть четыре недели секса. А не чувств и ласк.

Я переместился, и растянулся рядом с ним. Через несколько минут я встану и сделаю нам кофе. Больше всего на свете мне нужно было прийти в себя. Вспомнить, кто это и что мы здесь делаем.

— Ты назовешь мне имя заказчика, который нанял тебя чтобы убить меня? — спросил я.

— Ты думаешь, я скажу его только потому, что ты вытрахал из меня отличный оргазм? Ma dai, Джулио.

— Я вытащу из тебя это имя, даже если умру, пытаясь это сделать, — повернувшись, я сказал ему простую правду.

Затем я оттолкнулся от матраса и пошел приводить себя в порядок.

Алессио

Последующая неделя прошла в череде секса.

Секс был невероятным. Между нами вспыхнула искра, возникла какая-то глубокая связь, и каждый раз, когда мы кончали, я был выжат и разрушен. Я клялся, что лучше быть не может. Но с каждым разом все становилось лучше и лучше.

Словно сама судьба свела нас вместе. Армия, моя подготовка. Неудачный выстрел в Раваццани. Д'Агостино шантажировал меня этой работой. Вся моя жизнь была чередой ступеней, ведущих к ферме, вот сюда. К нему.

Я знал, что ничем хорошим это не закончится. Да и не могло. Но я буду наслаждаться тем временем, которое мы проведем вместе.

В данный момент я сидел у кухонного острова, пока Джулио готовил ужин. Говорил в основном он, но я не возражал. Я всегда был тихим, в то время как Джулио - громким и ярким, как в ночных клубах, которые он часто посещал.

Я понимал, почему он всегда был окружен друзьями и семьей. С ним было легко найти общий язык, он веселый и забавный. Самоуничижительный и скромный. Он рассказывал мне истории о том, как был в «Ндрине» своего отца, как рос в Сидерно. О Фаусто и Фрэнки он говорил мало. В основном он говорил о своей Зие, которая, как я понял, вырастила его в отсутствие матери.

Это нас объединяло. Моя Нонна была очень похожа на его двоюродную бабушку. Итальянка старой закалки, верующая и не терпящая никаких глупостей.

— Когда ты в последний раз разговаривал с ней? — спросил я после того, как он закончил рассказывать мне очередную историю о своей Зие.

— Около трех недель назад.

— Если кто-то пытается найти и убить тебя, звонить по телефону не очень умно.

Он осушил бокал с вином, затем закатил глаза.

— У меня одноразовые телефоны, убийца. Я не профан.

— Телефоны, принц, могут прослушиваться на другом конце.

— Если не выдам свое местоположение, то они не смогут найти меня, а я этого не сделал. Dio santo, (черт возьми)чувак.

— Кому еще ты звонил? Фрэнки? — я знал по его слежке, что он и его мачеха регулярно общаются.

— Нет. Я позвонил другу из Бельгии, — потянувшись за бутылкой вина, он наполнил свой бокал.

— Почему не позвонил? Я знаю, как вы двое близки.

— Я не хочу говорить ей о том, что происходит. Она не может хранить секреты от моего отца. Даже если она попытается, он так или иначе вытянет это из нее, — он поставил бутылку на место и вернулся к курице. — И нечестно просить ее об этом. Фаусто и дети — ее приоритеты, а не я.

— А как же твой отец? Когда ты в последний раз разговаривал с ним?

— В Малаге.

Это было очень давно. Неужели они не были близки?

— Ты с ним редко разговариваешь, не так часто, как с его женой.

— Тебе, наверное, не трудно представить, но мой отец может быть немного властным.

— Это черта Раваццани, как я понял, — сказал я.

— Я не хочу, чтобы он беспокоился обо мне. Я взрослый человек, — он пожал плечами, как будто слышал это не в первый раз.

Я пропустил это мимо ушей. Я не знал, каково это — иметь отца.

— Твоя мать умерла, когда ты был маленьким?

— Да, когда Фаусто в последний раз ушел на войну. Я был совсем маленьким и не помню ее.

— Как все узнали, что ты гей?

— Сегодня из тебя так и сыплются вопросы, — он бросил на меня взгляд.

Я ничего не мог с этим поделать. Так долго наблюдал за ним, но это не помогло мне проникнуть в его разум или понять его историю. Эти вещи он должен был рассказать мне сам, а я вдруг жадно захотел узнать все. В последние несколько дней между нами была какая-то дистанция, как будто он скрывал от меня часть себя. Мне это не нравилось.

— Тебе не трудно говорить об этом?

— Нет, конечно, нет, — он положил нож. Мышцы его рук напряглись, когда он уперся ладонями в остров. Он смотрел на дальнюю стену, а не на меня. — Мой отец заснял меня на камеру. Я отсасывал у Паоло возле одного из выходов в клубе.

— Porca dio!(Чтоб меня!) На камеру? Он, наверное, был в ярости.

— В ярости — это не то слово. Он был... обижен, разочарован, растерян