Шрифт:
Закладка:
Последней главе «Немецкой нации в опасности» Науман дает такое заглавие: «Но где опасность, там и Спасительное восстает»390 – тот самый эпиграф из Гёльдерлина, который предпослан у Курциуса «Немецкому духу в опасности». Главу эту Науман – после всех его предыдущих выведений это почти неизбежный итог! – посвящает открытому прославлению своего «Спасительного», а именно – партии национал-социалистов. В этой речи воедино сходится все основное содержание книги:
Неудивительно, что явилось такое движение, которое решило уже положить конец всем противоречиям и объявило нашим спасением только один компонент нации. Они решительно отвергают капитализм и либерализм, сверхиндивидуализм и буржуазное своенравие, культуру больших городов и больших магазинов, парламент, партийность и всякого рода интернационализм; не менее решительно они выступают за идеи вождя и дружины, за образ элиты как нового дворянства, за силу воли и энергию действия, за возвышение крови и духа над разумом, чувством, культурой; кроме того, движение это ставит своей задачей, сознательно или бессознательно, возвышение немецкой народности с ее германского уровня. Потрясающе, как германский дружинный идеал смог заново воплотиться в наши дни, когда на глазах учреждаются частные армии. Но здесь мы говорим даже не о великой политической партии или, как недавно сформулировал рейхсканцлер391, «о таком великом отечественном движении, исторические заслуги которого перед Германией признать вынужден будет всякий»: народно-германское возрождение старого романтически-немецкого идеала пойдет еще дальше… Пока неясно, добьется ли это новое движение успеха… но сам понятийный ряд у них крайне ясен, как и их задачи. Если у них получится сделать пролетариат по-настоящему немецким сословием, если у них получится вернуть немецкому крестьянству немецкий сословный характер, если у них получится создать новое немецкое дворянство, то для нашего народничества все это будет бесконечным благословением392.
Пафос и какая-то беззастенчивость этого фрагмента совершенно поражают: речь даже не о том, что Науман поворачивается в сторону наиболее обскурантистской политической силы своего (и, наверное, любого) времени – удивительно скорее то, что он действительно видит этот обскурантизм, описывает его во вполне конкретных формулах (вроде «возвышения крови и духа над разумом, чувством, культурой») и не только не осуждает, но и утверждает его как некую благодать. Книга Наумана призвана продемонстрировать, что все идеалы, провозглашенные Курциусом, есть не более чем сословное достояние узкой прослойки ненемецких космополитов, и, соответственно, упадок и даже сознательное разрушение этих идеалов не вредит немецкой нации, а еще и подкрепляет ее. Образование, культура, личное духовно-нравственное воспитание, гуманизм, европейское мышление, Античность, Возрождение, Просвещение, христианство: все это суть не более чем «западные ценности», иноземные поветрия, для построения немецкого народничества непригодные. Антиинтеллектуализм, варваризация, национальная самоизоляция, упадок старой образовательной системы, мифологизация национальной истории и национальной мысли: все это суть позитивные тенденции, которые свидетельствуют о возрождении древнего «примитивизма», о сдвиге в сторону «истинно народного» первобытнообщинного уклада жизни.
Само устройство книги, ее заглавие, скрытые цитаты и последовательность опровержений не вызывают сомнений в том, что Науман заочно спорит со своим коллегой-романистом. Почему же, остается вопрос, Науман не упоминает в своей книге ни Курциуса, ни его «Немецкий дух в опасности»? Как ни странно, это может объясняться бесконфликтной натурой самого Наумана; будучи вполне убежденным сторонником Гитлера и с 1933 года – членом НСДАП, Науман, насколько можно сейчас судить, никогда не занимался доносительством или личным преследованием: так, в 1937 году, когда обсуждался вопрос о лишении Томаса Манна и Карла Барта почетных докторских степеней в Боннском университете, Науман высказывался против этой идеи393; в середине 1930‑х Науман и Курциус вместе выступили в защиту университетской стенографистки Берты Шварц, подвергшейся преследованию по национальным мотивам394; более того, по свидетельству Георга Лаусберга, именно Науман, пользуясь своим влиянием в Министерстве культуры, защитил Курциуса от репрессий395. Можно, соответственно, предположить, что и в 1932 году Науман не захотел компрометировать Курциуса и вступать с ним в личные препирательства; вместо этого он выдвинул свою «Немецкую нацию» как общее, отвлеченное рассуждение.
Книга Наумана оказывается лучшей иллюстрацией к словам Курциуса из «Немецкого духа в опасности»: «Дух ниспровергают у нас не какие-то орды варваров, а сами интеллектуалы»396; хоть Науман и вкладывал только положительное значение в свою концепцию «примитивного», дальнейший немецкий опыт показал реальные последствия примитивизации как возврата к родоплеменной морали «крови и почвы» (эту формулировку тоже можно найти в «Немецкой нации»). Как представляется, позиции Курциуса и Наумана рассудила сама история.
Но в марте 1933 года история еще судила иначе. Закон «О чрезвычайных полномочиях», окончательно утверждающий в стране неограниченную власть национал-социалистов, был принят 23 марта и издан 24-го. Нацистская газета («боевой листок», как она официально называлась) Völkischer Beobachter выходит 24 марта 1933 года с триумфальным заголовком: «Рейхстаг передает правление Адольфу Гитлеру». И именно в этом, историческом, номере «боевого листка» публикуется последняя в тогдашней Германии рецензия на «Немецкий дух в опасности». Ее автор – 26-летний Герман Заутер, мюнхенский филолог-романист; именно этот текст подразумевал Курциус в 1952 году, когда писал: «…(через „Немецкий дух в опасности“) я навлек на себя в марте 1933 года гнев „Народного обозревателя“. С тех пор я на двенадцать лет сделался persona ingrata»397. Отзыв Заутера, опубликованный в главном пропагандистском издании страны, имел фактически обязующую силу: Курциуса официально объявляли изгоем, а его книгу и всякое обсуждение ставили под запрет.
Этот исторический документ – образец тоталитарного рецензирования, поставившего крест не только на публицистике Курциуса, но и, в общем, на целой эпохе, воплотившейся в идеалах «Немецкого духа», – имеет смысл привести полностью.
Немецкий дух в опасности? 398
Эрнст Роберт Курциус (по роду занятий – профессор романской филологии, специалист по литературе и духовной культуре современной Франции) посчитал нужным составить целую книгу о немецком духе. Называется эта работа «Немецкий дух в опасности» (1932); что ж, почему нет – если бы только тот дух, об упадке которого изо всех сил причитает Курциус, действительно был немецким: увы, тесная связь автора с евреями и с еврействующими окончательно сбила его с толку. Книга, увы, не становится подлинно немецкой просто оттого, что в ней процитированы какие-то слова Гёте.
Как, оказывается, прав был Кольбенгейер: еще несколько лет назад (см. его статью «За дух, против духа», перепечатанную в книге «Stimme» (München: Georg Müller,
