Эфебы опустились на тюфяки. Они молчали, потому что каждый погрузился в пучину мрачной безысходности. К ним на коленях подполз прекративший кашлять человек, за которым волочилась цепь.

Просипел:

— Места для новичков... Ночью здесь может быть холодно, зато больше свежего воздуха. Мы-то все в кучу сбиваемся, чтобы не мерзнуть, — мрачно закончил он.

Потом добавил:

— Я староста барака.

— А где рабы? — спросил Геродот.

— Как где... — удивился Пифон. — В копях... На закате вернутся. Может, и не все... Те, кого селят в барак Гефеста, становятся рудокопами. Есть еще барак Гермеса. Но он только для мальчиков. Там и кормят лучше, и отношение человеческое... Они просеку к морю расчищают, чтоб не надо было чушки окружной дорогой к Медной пристани возить... Но их всех рано или поздно оскопят. На евнухов спрос всегда высокий. Особенно, если мальчик стал евнухом до десяти лет... Из таких хорошие певцы получаются — статные, красивые, кожа бледная...

— Мы три барака видели, — прервал его Тимофей. Староста закашлял. Отдышавшись, снова заговорил. Скороговоркой, глотая слова, словно боялся не успеть: — Правильно... Третий барак — Афродиты, женский. Женщин на работу в горы не водят, невыгодно, потому что товарный вид теряют. Их для других целей держат, сами понимаете, каких... В основном это фракийки, но есть и эллинки, скифянки, лидийки... Надсмотрщики как напьются, так сразу туда лезут. И начинается — вой, плач, крики... Мы все это слушаем, а сделать ничего не можем. Правда, однажды какой-то пират заявился. Отмудохал Хареса и одну из фракк забрал, купил ее, значит, у Гелесибия... С ним ватага была, так управляющий особо не спорил, ему главное выработку дать... Куда этот громила ее потом повез, я не знаю.

— Почему Гелесибий не нанимает рудокопов? — спросил Геродот.

— Ему не надо, — мрачно усмехнулся Пифон. — Он деньги в рост дает, у него меняльные столы стоят по всем спорадским портам... Проценты грабительские, но крестьяне все равно берут под залог будущего урожая, чтобы делянку засеять... Только год на год не приходится. Птицы склевали зерно в бороздах, колос ржа попортила или от мучнистой росы листья сгнили, а то и саранча налетит... Не смог вернуть долг — вот ты и раб. Мы для него не люди, а ходячие кирки, потому что он рудник через три года обязан сдать властям... Рудокоп сначала долг отрабатывает, зато все, что сверху — чистая прибыль. А за арендованного раба вынь да положь обол в день... И покупать не надо, Гелесибий рабов покупает только если доход с рудника резко падает, чтоб нарастить выработку... Еще он посылает своих громил людей воровать. Харес за каждого опоенного растяпу получает целую драхму. Еще ни одного обратно не выкупили... К Гелесибию на Сельские Дионисии и на Таргелии приезжают какие-то магистраты. Их сразу ведут в барак Афродиты. Потом пьяных отвозят назад в Карфас.

Геродот с Тимофеем переглянулись.

— Кормят как? — с надеждой в голосе спросил Тимофей.

Пифон покачал головой:

— Плохо... Гелесибий нас голодом не морит, конечно, но еда паршивая: гнилая капуста, корни мальвы, пересохшие листья редьки... А мяса хочется. Вот мы и изгаляемся, как можем. Крысу поймаем, обдерем, зажарим — и пускаем на круг, каждый может откусить... У нас братство.

— А это кто? — Тимофей кивнул в сторону лежачих.

— Больные... Если завтра к утру не поднимутся, отправятся в Стикс.

— Куда? — не понял саммеот.

— В ров... Он после дождя от воды разбухает. Места там мало, потому что весь трупами забит. Так что становится похож на Реку смерти. Скоро и я там окажусь... Чахотка.

Эфебы не знали, что сказать.

— Вы это... — вдруг встрепенулся Пифон. — Чуть не забыл... Корзину с породой передавайте друг другу на корточках. Не ползайте на карачках, а то враз кожу сдерете с колен. Лекарей тут нет, так что от горячки вас никто спасать не будет...

В проеме барака появилась фигура.

Кузнец громко позвал:

— Гоплиты, ко мне!

Вскоре Геродот с Тимофеем обреченно перебирали прикованную к скобе на лодыжке цепь. Бронзовый обруч на шее с выбитым по металлу словом «раб» неприятно холодил кожу.

На закате по пыльной дороге с гор спустилась толпа грязных оборванных людей. Под присмотром надсмотрщика они сняли с шеста цепи и без сил опустились на землю выгульного двора.

Тут же из барака Афродиты высыпали женщины. У каждой в руках была миска с водой или ветошь. Склонившись над обессиленными рудокопами, они принялись обмывать ссадины.

Эфебы испуганно таращились на рабов, не решаясь подойти.

Внезапно Геродот бросился вперед:

— Херил!

Саммеот с недоумением уставился на него.

Удивление сменилось мукой понимания:

— И ты...

Друзья обнялись.

— Как ты сюда попал? — спросил галикарнасец.

— Взял в долг у трапезита мину серебра под урожай черешни. На ремонт дома: черепицы прикупил, извести... Думаю, еще надо подождать, чтоб дозрела. А однажды утром выхожу в сад — деревья словно грязью обмазаны. Дрозды! Прилетели с зимовки. Я давай бегать, кричать... Они взлетят и тут же снова садятся... Весь урожай пропал. Собрал только пару медимнов. Трапезит ждать отказался... На следующий день он вручил мне судебное постановление, а его громилы вкопали позорный столб перед моим домом. Потом передал меня Гелесибию, пока долг не отработаю... Но мне повезло, я не в штольне горбачусь, а вожу чушки на повозке к пристани... А ты?

Геродот тяжело вздохнул:

— Ушли в самоволку... Я у товарища в кости выиграл.