лат. «cautus» — «безопасный»)[382]. Режим такого иммунитета предполагал установление комплекса конкретных гарантий безопасности для проживавших в пределах иммунитетной территории и для охраны их имущества. Феодальная, частноправовая природа таких гарантий явствовала из самой фигуры гаранта — частного лица, «сеньора земли» (dominus terre)[383]. Очевидна и главная причина распространения иммунитетов-«cautum» — это паралич публичной власти, неспособной гарантировать мир и безопасность простым жителям королевства. Поэтому даже короли, вводившие режим иммунитета, действовали не как субъекты публичной власти, а лишь как частные лица, т. е. сеньоры[384].

Описанные черты института феодального иммунитета ясно прослеживаются в документах X–XI вв., сохранивших довольно подробные описания акта установления «cautum». Так, в 1011 г. граф Кастилии Санчо Фернандес огласил соответствующее постановление (decretum) в присутствии графских судей (iudices) и жителей местечка Онья и ее окрестностей (in uicinitate Onie). Границы территории, на которые распространялись графские гарантии безопасности, были четко оговорены в грамоте, составленной по итогам собрания, а главные возмутители спокойствия — местная военная верхушка (infanzones) — публично обязались следовать всем установлениям «сеньора земли»[385]. Остается добавить, что центром иммунитетного округа стал частный монастырь кастильских графов — обитель Св. Спасителя в Онье. В начале XI в. он был основан старшим братом графа Санчо — Гарсия Фернандесом на собственной земле, а первой аббатисой стала его дочь Санча.

Особенности виллы, включенной в состав иммунитетного округа, наиболее четко прослеживаются в статусе «villas» XII–XIV столетий, к которым относились Куэльяр и Сепульведа. Указанное наименование названных населенных пунктов выглядит естественным следствием распространения на них режима частной, феодальной, власти. Подтверждение этого тезиса вытекает из частого упоминания в куэльярских и сепульведских документах XII–XIII вв. судебных штрафов, именуемых «cautum» (ст.-каст. «coto»). Само название таких платежей указывает на их происхождение. Показателен и тот факт, что их устанавливали и взимали отнюдь не консехо, а король и сто представители[386].

Однако наиболее очевидно на объем сеньориальной юрисдикции в рамках территории консехо указывают частые упоминания штрафа — «coto» в памятниках местного права. В наибольшей степени это относится к тексту пространного фуэро Сепульведы, в котором его назначение рассматривается как санкция за довольно широкий круг преступлений. Как и в документах XI в., в фуэро предусматривались единые нормы ответственности для всех лиц, проживавших на иммунитетной территории. На всех них распространялись «одно фуэро и один coto», не касавшиеся в то же время должностных лиц короны. Исключение делалось лишь для людей из «дворца» сеговийского епископа, с которым монарх делил часть сеньориальных прав[387].

Режим «coto» и связанные с ним платежи упоминаются в качестве санкций при проявлении насилия на ярмарках, при незаконном изимании залога или сопротивлении исполнению судебных решений. Как посягательство на безопасность иммунитетной территории называлось также тяжкое оскорбление — потенциальная угроза внутреннему миру[388]. С этими положениями соотносится и упоминание «coto» в тексте действовавшего в Куэльяре «Королевского фуэро», в котором такой платеж налагался за нарушение режима перемирия и нанесение при этом телесных повреждений пострадавшему[389].

Перечисленные казусы свидетельствуют о глубине сеньориальных прав гаранта иммунитета. Однако они не исчерпывают всех проявлений режима «coto». Он проникал гораздо глубже, охватывая и сферу гарантий прав частного владения. Об этом говорят примеры назначения платежа-«coto» за нанесение ущерба полям, виноградникам, садам и огородам, нарушение норм пользования ирригационными сооружениями и др. Очевидно, что все эти преступления также представляли прямую опасность для а внутреннего мира, поддержание которого соответствовало интересам сеньора[390]. Разумеется, в сохранении этого мира были заинтересованы и члены консехо, но не они, а сеньор обеспечивал необходимые гарантии. Как и в рассмотренной выше грамоте начала XI в., в XIII–XIV вв. оно осуществлялось непосредственно гарантом безопасности территории — королем как феодальным сеньором. Соответственно, все пограничные споры, насколько можно судить по имеющимся данным, разрешались прежде всего в интересах королевской власти. Разумеется, в максимально возможной степени учитывалась и позиция консехо. Это видно, в частности, из грамоты Альфонсо X, который, прибыв в 1256 г. для разрешения спора между общинами Куэльяра и Портильо, прежде чем указать места размещения межевых столбов, фиксировавших разграничение территорий обоих консехо, выслушал доводы представителей обеих сторон в пограничном местечке Паррилья. Однако в итоге король не внял доводам этих представителей, рассудив, что «…ни те, ни другие не имели ни привилегий, ни другого обоснования, которое бы твердо подтверждало их претензии, и ни одна из сторон не держала по праву спорные территории, и не смогли они решить дело миром…»[391].

По-видимому, подобное прямое вмешательство монарха было вызвано исключительными обстоятельствами. Чаще он предпочитал действовать через должностных лиц, которые, однако, в ходе исполнения своей миссии нередко попирали интересы общины. Об одном из таких случаев упоминается в грамоте того же Альфонсо X, датированной 1276 г. Она была ответом на жалобу консехо Куэльяра на действия королевского алькальда Апарисио Руиса, который при разрешении конфликта о границах между консехо Куэльяра, с одной стороны, и консехо Фуэнтепелайно и Агилафуэнте, принадлежавших сеговийскому епископу, — с другой, действовал в ущерб интересам куэльярской общины. Король признал правомерность жалобы, но лишь личная воля короля (voluntad), посчитавшего, что были нарушены и его собственные интересы, стала основанием для пересмотра невыгодного для консехо решения. Действуя таким образом, он оказывал общине «милость» (merced), о которой она его и просила. Спор между соседними общинами оказался спором между двумя сеньорами — королем и сеговийским епископом[392].

В связи с этим по-иному выглядят и факты приобретения консехо новых земель и расширения его границ, о которых говорилось выше. Покупка в 1184 г. общиной Куэльяра виллы Педросельо и прилегавшего к ней района, по всей видимости, стала возможной лишь в результате получения этих владений от короля-сеньора, поскольку не известно ни одного примера подобных приобретений у посторонних лиц. Все отношения замыкались в рамках королевского домена. Располагавшееся в его пределах консехо не являлось полным хозяином своей территории, скорее, ему принадлежало лишь право пользования ею в смысле «держания». Мы видим, далее, что позиция общины учитывалась в спорах лишь с теми субъектами территориальных прав, владения которых включались в королевский домен. Напротив, отмечены споры консехо с духовными или светскими сеньорами. Вероятно, право определять границы консехо относилось к компетенции короля, который мог даже передать часть его территории другому держателю, если по тем или иным причинам был в этом заинтересован. В частности, именно так король поступил ранее с местечком (villa) Сото в том же 1184 г., передав его светскому магнату Гутьерре Пересу де Риносо в обмен на территорию, позднее присоединенную к консехо Куэльяра[393].

Но даже право пользования землями, расположенными в