Шрифт:
Закладка:
– Убирайся вон. Убирайся.
Шина ждет, пока он уйдет, и смотрит на меня все с тем же прищуром, поджав губы.
– Потеря Лорна чуть не убила моих родителей.
– Мне жаль.
Она яростно трясет головой.
– Нет, тебе не жаль, потому что ты все еще здесь!
– Я здесь ни…
– Ты здесь при всем! Не смей врать, мать твою! Ты не думала, что возвращение сюда кого-то расстроит, заставить вспомнить о плохом?
– Шина, я… – Когда я делаю шаг к ней, она быстро отступает назад.
– Ты должна уехать.
И когда я понимаю, что ее взгляд выражает не гнев, а страх, глубокий и темный, по коже у меня пробегает дрожь.
Она сглатывает и отворачивается.
– Ты должна…
Я жду, пока она отойдет и скроется из виду за первым рядом белых домов Блармора. И тогда неохотно возвращаюсь к дороге и включаю фонарик на телефоне, с внезапным ужасом вглядываясь во влажный мрак на западе.
Что-то новое приходит мне в голову – то, что, вероятно, должно было стать очевидным еще до моего приезда сюда или хотя бы после рассказа Чарли об Эндрю из Ардшиадара. Я вспоминаю его слова: «Какого черта ты спрашиваешь меня, кто из нас был в Сторноуэе, если не думаешь, что кто-то здесь убил его?»
А вдруг это правда – что тогда? Что, если кто-то действительно убил Роберта? И что, если этот «кто-то» все еще здесь? Наблюдает за тем, как я брожу туда-сюда со своей ложью и неуклюжими вопросами. Преследует меня по ночам и оставляет странных мертвых ворон на моем пороге. Это не фантазия. Это не проекция или чрезмерная реакция. Это даже не попытка впихнуть квадратный колышек в круглое отверстие.
Это вовсе не невозможно.
Я медленно вожу фонариком по темному, непроницаемому входу в Долину Призраков. И снова вздрагиваю. «Будьте осторожны в своих желаниях». Потому что это вовсе не невозможно.
Глава 11
Роберт
Я направляюсь в магазин, когда слышу, как Чарли выкрикивает мое имя. Кажется, он выкрикивает его уже давно; когда я оборачиваюсь, он стоит на дороге, сложив ладони рупором вокруг рта. Иногда мне кажется, что Роберт – это то имя, которое мне дали при крещении: я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь был кем-то другим. А в другие дни я совершенно забываю, что я – это он.
Я устал до чертиков. Еще нет пяти часов, а уже сумерки. Через неделю наступит декабрь, и мне придется задуматься о том, как загнать овец в сарай или хотя бы на огражденную территорию. А поскольку ячменя и кормового овса почти нет, придется еще больше урезать порции зимнего корма.
Чарли улыбается мне так, словно мы с ним приятельствуем всю жизнь.
– Я увидел, как ты идешь мимо. У меня как раз собралась небольшая посиделка, и я подумал: может, теперь ты захочешь выпить по кружке?
Прошло несколько недель с той встречи в «Ам Блар Мор», когда я в последний раз отклонил его предложение выпить. И причиной этому была единственно его вечная улыбка, его чертово дружелюбие. Я не считаю Чарли плохим парнем, но не могу его понять; я совершенно на него не похож. И не хочу, чтобы Мэри это осознала. Осознала, какого мужчину она могла бы выбрать вместо меня – веселого, непробиваемого, легкого.
– Да, – отвечаю я. – Может, и захочу.
Чарли удивленно смотрит на меня, но быстро приходит в себя и с ухмылкой поворачивает обратно к воротам. Он устраивает посиделки не в доме, а в большом черном сарае на краю его участка. Много раз я проходил мимо, видя в окнах золотистый свет и слыша громкий смех. Сегодня здесь тихо – скорее всего, из-за того, что время еще раннее. Но по мере того как мы подходим ближе, я слышу голоса и жалею, что сказал «да».
– Смотрите, кого я нашел на дороге, – объявляет Чарли, открывая дверь. Над перемычкой висит вырезанная из дерева табличка: «По́хан Чарли»[22].
– Закрой дверь, парень, – говорит Том Стюарт. – Эта чертова сырость.
Сарай на удивление просторный. В одном углу потрескивает и сияет огнем жаровня, испуская волны тепла. Плетеные мягкие кресла расставлены по кругу возле большого деревянного стола, уставленного пинтовыми кружками, между которыми разложены карты и фишки. Вокруг него сидят Том, Джимми, Алек и Брюс.
– Привет, Роберт, – произносит Джимми, поворачиваясь, чтобы пожать мне руку.
– Подтаскивай стул, – говорит Брюс. – Рад тебя видеть.
– Не спугни его, – смеется Чарли, а потом неубедительно делает вид, будто просто кашляет.
– Что за игра? – Я киваю в сторону стола.
– Техасский холдем, – отвечает Том; его рукава закатаны выше худых локтей, обнажая самопальные татуировки READY и RFC[23], сделанные уже выцветшей синей краской. – Но Джимми – прирожденный шулер.
– Это была ошибка сдающего! – кричит Джимми, но при этом ухмыляется. – Господи, да все это видели. Сдающий ошибся, а значит, положен штраф. – Он откидывается на спинку кресла. – Это твои правила, парень.
– Жулик.
– Вот. – Чарли протягивает мне пинту золотисто-красного пива. – Домашнее, но после первых пяти кружек вкус не так уж плох.
– Спасибо. – Я собираюсь сесть на пустой стул, но Джимми поднимает ладонь и встает.
– Доиграй мою партию, а я пошел. – Он протягивает мне свои карты. – Выигрыш поделим пополам.
– Мечтай-мечтай, – фыркает Алек.
– Еще только шестой час, – возражает Чарли. – Хватит нам и того, что Кенни не пришел из-за какой-то дурацкой простуды. А у тебя какое оправдание?
Джимми ухмыляется.
– У меня свидание с горячей цыпочкой из Бревига. – Он натягивает дождевик и хлопает меня по плечу, наклоняясь к моему уху: – Если поднимать ставки больше одного раза подряд, большинство из них сдуются, как дешевые резиновые баллоны. – А затем исчезает за дверью, впустив порыв холодного ветра.
– Любовь – дело молодое, да? – Том качает головой, и его смех приобретает неприятные нотки. – Конечно, ты, Роберт, знаешь об этом все – с такой-то красивой женой, как у тебя, а?
Сейчас я знаю Тома Стюарта не больше, чем девять месяцев назад, когда я только приехал на остров, и в основном не знаю потому, что сам не хотел с ним знакомиться. Ему всего двадцать лет, но он напоминает мне стариков, которые мотались по всем островам в поисках работы: бывших шкиперов, чей корабль отняло либо море, либо банк – или «черных копателей», которых застукали за незаконными работами и отобрали лицензию. Они ждали на причале в Нэ-Бай, когда
