Шрифт:
Закладка:
Остальное довершает демографический рост. По окончании Средневековья начался колоссальный экономический подъем, оживилась торговля, на свет появлялось все больше детей. В Лондоне между 1650 и 1700 гг. численность населения выросла почти вдвое и приблизилась к миллиону жителей. Одни лишь ремесленные мастерские не смогли бы обеспечить всем необходимым такое количество людей. Переход к мануфактуре, а значит, и к фабрике был необходим. Для занятых в производстве мужчин, женщин и детей изменилось все. Паровые машины приводили в движение молотки, страшно грохоча. Мерно стучали первые автоматические ткацкие станки и прядильные машины. Чтобы выполнять новые операции – фрезерование, обточку, сверление, – все время появлялись новые механизмы, ускоряющие темп работы. Все сферы производства становились быстрее, эффективнее и громче. А самое важное, фундаментально изменился сам характер труда.
Масштаб перемен наглядно показывает знаменитый пример «булавочной мануфактуры» Адама Смита (1723–1790), британского философа и основоположника современной политэкономии. Описав принцип разделения труда на новых мануфактурах и фабриках в своем ключевом труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776), он заложил основы шумной индустриальной цивилизации будущего с характерным для нее массовым производством, в котором применяются высокопроизводительные машины и конвейеры. В прежних мастерских, писал Смит, все необходимые операции по изготовлению булавки выполнял один работник: он отрезал проволоку, заострял ее, надевал булавочную головку и производил, таким образом, максимум 20 булавок в день. Идея Смита подкупала своей простотой. Если человек будет специализироваться лишь на одной трудовой операции – тянуть проволоку, отрезать, заострять ее, монтировать головку и упаковывать, – производительность труда может вырасти в разы. А чем проще операция, тем больше вероятность, что ее сможет выполнить машина. Так была рождена идея массового индустриального производства и открыт путь к современным фабрикам, сдельной работе и не знающему предела шуму машин. Выводы Смита кружили голову: он утверждал, что предложенный им метод организации производства позволит 10 работникам производить не 200 булавок, а 48 000 – всего за один день. По тем временам – гигантская цифра. И сфера производства стала теперь звучать по-другому. Высокая производительность труда требовала быстрых движений, которые создавали больше шума. Этот шум был ритмичным и монотонным, ведь работники раз за разом, синхронно совершали одни и те же трудовые операции. Дополнительным источником громких звуков были машины – и шум рос, превращаясь в оглушительную какофонию.
С точки зрения акустики ранний этап индустриализации имеет существенные отличия от нашего времени. Тогда не было ни передвижных аппаратов, ни мобильных паровых машин – правда, вскоре они появятся. Первое транспортное средство раннего Нового времени, движущееся, как казалось, само по себе, было, скорее, не более чем обманкой. Его сконструировал примерно в 1649 г. нюрнбергский механик Ганс Хауч (1595–1670). Это была четырехколесная механическая колесница, которая якобы могла передвигаться самостоятельно, с помощью часового механизма. Вероятнее, однако, что в ней прятался человек, приводивший ее в движение. Роскошная колесница возбуждала всеобщий интерес – толпы людей собирались, чтобы взглянуть на нее. Тридцатилетняя война закончилась всего год назад, и старый имперский город был еще оккупирован шведами, когда искусный мастер трудился над своим изобретением. Наконец, великолепный экипаж смог проехать по нюрнбергской мостовой. По бокам его украшали фигуры трубящих ангелов, а спереди – изрыгающего огонь дракона. Движущаяся сама собой, будто по волшебству, колесница привела зрителей в величайшее изумление. «Искусно смастерив эту повозку, он успешно опробовал ее в год 1649-й в Нюрнберге, проезжая на ней по городу, поднимаясь в гору и спускаясь, либо один, либо с некоторыми ближайшими друзьями, причем повозка, к удивлению видящих ее, передвигалась сама собой и за час проезжала две тысячи шагов», – пишет хронист[139].
Свою колесницу Хауч уже снабдил неким подобием клаксона, помогающим в случае необходимости освободить ей путь. «Когда большое скопление народа каким-то образом могло воспрепятствовать движению колесницы, находящийся впереди ее дракон… при нажатии особой кнопки испускал сильную струю воды, прогоняя находящихся перед ней людей». Согласно свидетельствам современников, при помощи некоего сложного механизма дракон мог вращать глазами, а «пара ангелов поднимали свои трубы и трубили в них»[140], совсем как настоящий клаксон. В 1650 г. Хауч продал свой чудо-экипаж шведскому кронпринцу Карлу Густаву, который тогда находился в Нюрнберге в качестве командующего военными силами протестантского государства – гаранта порядка. Предположительно, он забрал покупку с собой в Стокгольм и торжественно продемонстрировал ее во время своей коронации под именем короля Карла X Густава, последовавшей четыре года спустя.
Первым автомобилем, который мог двигаться самостоятельно при помощи мотора, был отнюдь не знаменитый трехколесный экипаж Карла Бенца, сконструированный в 1886 г. Это было пыхтящее, свистящее, стучащее и дымящее чудовище, изобретенное одним французом ровно на 117 лет раньше. Уроженец Лотарингии Николя Кюньо (1725–1804), артиллерийский офицер и мастер на все руки, в 1760-х гг. получил заказ от военного министерства – разработать конструкцию устройства, способного тянуть за собой артиллерийские орудия. Он принял революционное решение: снабдить тремя колесами недавно изобретенную паровую машину. В 1769 г. он продемонстрировал свою самоходную машину в Париже. Это был настоящий гигант, более 7 м в длину и почти 4 т весом. Висевший впереди огромный паровой котел приводил в движение поршень, который, в свою очередь, с помощью шатуна заставлял вращаться переднее колесо.
Испытание началось. Паровая повозка зашипела, запыхтела, засвистела – а потом на глазах изумленных зрителей в самом деле сдвинулась с места и поехала. Она должна была передвигаться со скоростью примерно 3–4 км/ч. Однако в конце концов инженеры из министерства не оценили новинку: она была практически неуправляема и ехала только вперед, пока не врезалась в стену – только это и заставило ее остановиться. Кюньо просто забыл про тормоза. И все же, несмотря на ошибки, оплошность с тормозами и громкое столкновение со стеной в конце испытаний, паровая повозка