Шрифт:
Закладка:
— Нет, отчего же, — ответила женщина. — Как раз здесь все очень даже понятно. — Она помолчала и добавила: — Да, понятно… Может, именно оттого, что и я сама нахожусь в том же самом положении, что и вы.
— Это вряд ли, — усмехнулся Кудрявцев.
— У вас настолько уникальное положение? — взглянула на него женщина. — Кто же вы, таинственный незнакомец?
— Как вас зовут? — вместо ответа спросил Кудрявцев.
Оказалось, что женщину зовут Валерией. Кудрявцев также назвал свое имя.
— До девятнадцати ноль-ноль еще уйма времени, — сказала Валерия. — Если вы не против, то давайте посмотрим зверушек вместе.
— Давайте, — согласился Кудрявцев.
Они не спеша двигались по зоопарку, переходили от клетки к клетке и от вольера к вольеру, останавливались, рассматривали зверей, читали пояснительные надписи на решетках.
— Каракалы, — прочитала Валерия на одной из клеток. — Впервые вижу каракалов. Вот они какие…
Кудрявцев также впервые видел этих зверей. Четыре большие кошки смотрели на людей сквозь прутья решетки, и в их немигающих взглядах горела неукротимая злоба.
— Вот они какие… — Кудрявцев невольно повторил слова, произнесенные Валерией. — Эти бы убежали на волю сразу же, если бы у них была такая возможность. А вот птицы почему-то не улетают с искусственного озера. Почему?
— Наверно, потому, что они родились здесь, в зоопарке, и не знают, что такое свобода, — сказала Валерия.
— Ну, так и каракалы, наверно, родились здесь же, — возразил Кудрявцев. — Но они бы убежали… Почему же так?
— Я не знаю, — тихо ответила женщина.
Лежа в засаде и вспоминая, как он впервые вместе с Валерией увидел в зоопарке каракалов, Кудрявцев невольно усмехнулся. Вот ведь какое получается дело — он сейчас ожидает каракалов! Правда, сейчас это были совсем другие каракалы — в человеческом обличье. По сути, это были оборотни. Жестокие, неумолимые оборотни. Вот ведь, оказывается, какая разница между одними каракалами и другими! К тем каракалам, которых Кудрявцев впервые увидел в зоопарке, он испытывал уважение и сострадание, он их понимал. А этих, которых он сейчас ждал посреди непроницаемой южной ночи, он не уважал, не испытывал к ним чувство сострадания, и он их не понимал. Здесь все было проще — он их ждал. Ждал, чтобы уничтожить.
…Они, не торопясь, обошли весь зоопарк, затем отправились в город и долго бродили по городским улицам, затем так же долго сидели в летней открытой кафешке, затем опять бродили по улицам. А еще они говорили. О чем? Обо всем понемногу: о зверушках в зоопарке, о деревьях на городских улицах, пытаясь правильно определить их породу, еще о чем-то таком же — необязательном и малозначительном, но в то же самое время важном и для Кудрявцева, и для Валерии. Не говорили они лишь на одну тему — о самих себе. Кудрявцеву было что скрывать: не то чтобы он не имел права рассказывать кому-то, что он спецназовец, просто такой разговор был нежелательным. Потому что после этого обязательно начались бы вопросы: а что это, а как это, а приведи-ка парочку самых интересных примеров из своей спецназовской практики… А вот это уже было крайне нежелательным, это, можно сказать, являлось тайной.
Ничего не говорила о себе и Валерия. Наверно, у нее тоже были на то свои причины, иначе бы хоть что-нибудь, да сказала бы. Кудрявцев, впрочем, и не настаивал. Он чувствовал, что ему рядом с этой женщиной как-то по-особенному хорошо, тепло и уютно, и больше ему на тот момент было ничего не надо. Кроме того, он чувствовал, что и женщине также с ним хорошо, уютно и тепло.
Незаметно приблизился вечер, и Кудрявцев, взглянув на часы, сказал:
— Мне пора…
Не хотелось ему говорить таких слов, но он обязан был их произнести.
— Да, — кивнула Валерия. — Конечно… Кстати говоря, мне тоже пора…
— Пора куда? — не удержался от вопроса Кудрявцев.
— Наверно, туда же, куда и тебе. — Незаметно для самих себя они перешли на «ты». — Пора возвращаться в привычную обыденность.
— В привычную обыденность… — повторил Кудрявцев, подспудно чувствуя, что чем-то эти слова ему не нравятся, что они вызывают в нем какую-то смутную тревогу и душевную неудовлетворенность.
— Именно туда. — Валерия грустно улыбнулась, помолчала и спросила: — Тебе сейчас хочется туда возвращаться?
— Нет, — искренне ответил Кудрявцев. — Но у меня нет выбора. Я обязан…
— Вот и я что-то вроде того — обязана. — На этот раз улыбка Валерии была еще грустнее.
Они помолчали, чувствуя, что уже пора уходить. Они это чувствовали, но никто из них не решался первым сделать шаг.
— Мы еще встретимся? — Валерия первой задала тот самый вопрос, который собирался задать и Кудрявцев.
— Да, — ответил Кудрявцев. — В следующее воскресенье.
— А раньше никак? — спросила Валерия.
В ответ Кудрявцев лишь развел руками. Он и впрямь, при всем своем желании, не мог бы выбраться в город раньше. Ему и его группе предстояла дальняя и трудная командировка в Сирию, и с этой командировкой было связано множество всяких хлопот. Какие уж тут свидания посреди недели? А вот в воскресенье, пожалуй, хоть на пару часов, но все же можно будет выбраться в город.
— Тогда в воскресенье, — сказала Валерия. — Где мы сможем встретиться?
— Разумеется, в зоопарке! — улыбнулся Кудрявцев. — Где же еще?
Валерия также улыбнулась в ответ, и они расстались.
Неделя для Кудрявцева пролетела стремительно и почти незаметно. Однако же в этой круговерти он не забывал о Валерии и предстоящей с нею встрече в воскресенье.
Впрочем, даже в воскресенье выбраться в город оказалось непросто. В понедельник, на следующий день, предстояла та самая командировка в Сирию, так что какие уж тут свидания? Но он все же вырвался в город и стремглав, на такси, помчался в зоопарк. Он ехал и думал, что он будет делать, если Валерии там не окажется. Где он будет ее искать? Ведь они даже не обменялись номерами телефонов! Кудрявцев не имел права кому-то давать свои точные координаты, но ведь и Валерия при расставании даже не обмолвилась на эту тему… Как он сможет ее найти? А ведь и ждать долго он ее не сможет, у него в распоряжении было всего два часа!
Валерия его ждала, и, увидев ее, Кудрявцев ощутил восторженную радость. Валерия сидела на скамеечке у искусственного озерца и стремительно обернулась в ту сторону, почувствовала его приближение и его дыхание…
— Вот и я, — улыбаясь, произнес Кудрявцев. — Прошу прощения за некоторое опоздание. — Он
