солдаты также готовились встречать террористов, но в тонкости их подготовки спецназовцы не вникали, и в этом имелся свой резон. Если вникать, то и у полковника Хадида, и у его помощников, и у простых солдат непременно возникли бы подозрения — для чего, дескать, нужны такие тонкости обыкновенным санитарам? До поры до времени спецназовцы не хотели раскрываться перед сирийскими солдатами и жителями поселка. В этом, опять же, присутствовала своя логика: пока непонятно было, кто в этом поселке враг, а кто друг, на кого можно положиться, а на кого нет. Ну, а коль так, то лучше доверять самим себе и никому больше. А дальше будет видно.

Когда ты кого-нибудь ожидаешь, да еще ночью, да при этом знаешь, что тот, кого ты ожидаешь, — твой враг, время тянется томительно медленно. Более того, постепенно начинает казаться, что время и вовсе стоит на месте. Зато до предела обостряются разнообразные человеческие чувства. Например, во тьме начинают слышаться разнообразные звуки: шорохи, шаги, чье-то невнятное бормотание, даже приглушенные человеческие голоса, иногда даже звуки, напоминающие музыку… А вслед за звуками тотчас же возникают и смутные видения: огненные вспышки, человеческие и звериные силуэты, еще какие-то очертания, которым и определение подобрать трудно… Без этого ночных засад не бывает, и кто его знает, отчего оно так? Наверно, так устроена человеческая психика, и при этом совсем не важно, чья именно эта психика — обыкновенного ли человека или, допустим, спецназовца. И единственная разница в данном случае между обычным человеком и спецназовцем заключается в том, что спецназовец, услышав ночные звуки и увидев ночные силуэты, не впадает в панику, а, наоборот, становится предельно внимательным и сосредоточенным. Потому что как знать: может, это вовсе и не видения, а все эти непонятные звуки и видения имеют самую что ни на есть реальную природу. То есть это вовсе даже не кажущиеся ночные фантомы, а самые настоящие враги, которые исподтишка подбираются к тебе…

Так оно бывает всегда, так было и сейчас. И с Матвеем Барабанщиковым, и с Никитой Белкиным, которые коротали ночь в палатке для тяжелораненых бойцов сирийской армии, и с остальными пятью спецназовцами, которые затаились в проулках среди торговых лавок.

Что касается Барабанщикова и Белкина, то они применили проверенную спецназовскую тактику. Один из них находился в палатке с ранеными, а другой в это самое время — снаружи палатки. Тот, кто находился в палатке, прислушивался к стонам раненых и то и дело вставал и подходил к стонущему раненому, чтобы понять, отчего он стонет и можно ли ему помочь. А когда стонов слышно не было, спецназовец усаживался прямо на пол и погружался в короткий, чуткий сон — ведь хочешь того или не хочешь, а совсем без сна обойтись невозможно. Второй же спецназовец в это самое время слушал ночную тишину и до ломоты в глазах всматривался в ночную тьму. Через каждый час спецназовцы менялись ролями.

Остальные пятеро спецназовцев не спали совсем. Это очень непросто даже для тренированного спецназовца — совсем не спать ночью. Особенно после трудного, напряженного дня. Но выбирать не приходилось. Затаившись в укрытиях, пятеро спецназовцев прислушивались к тому, что творится вокруг, и, не закрывая глаз ни на секунду, всматривались в ночь.

Всматриваясь и вслушиваясь, они попутно еще и думали каждый о своем.

Лейтенант Кудрявцев, к примеру, думал о женщине, с которой он случайно познакомился. Однажды у него выдался выходной, и он решил сходить в город. Причем не ради какой-то конкретной надобности, а просто так. Помнится, неделя выдалась суетливой и напряженной, и он устал. Ему захотелось побыть в одиночестве, бездумно побродить по городским улицам, посидеть в парке, может быть, зайти в кафе или даже в зоопарк — почему бы и нет? Благо было лето, погода в тот день выдалась замечательная, а что касается того же зоопарка, то всякие зверушки были тайной слабостью Кудрявцева еще с его раннего детства. Так отчего же ему не сходить в зоопарк?

Здесь-то, в зоопарке, он и познакомился с той женщиной. Прямо посреди зоопарка располагалось небольшое искусственное озеро. И в том озере было множество самых разных птиц: фламинго, пеликаны, аисты, цапли, еще какие-то птицы, которых Кудрявцев видел впервые… Самым удивительным для Кудрявцева было то, что озерцо располагалось на открытой местности, оно ничем не было огорожено, и, казалось бы, птицы могли бы свободно улететь, куда только им заблагорассудится. Но они не улетали.

— Ой, извините! — вдруг услышал Кудрявцев чей-то голос и очнулся.

Рядом с ним стояла молодая женщина и, смущенно улыбаясь, потирала ладошкой лоб.

— Кажется, я ненароком столкнулся с вами. — Кудрявцев также смутился. — Задумался и отвлекся… Простите и вы меня.

— По-моему, мы оба виноваты в равной степени, — сказала женщина. — Я тоже отвлеклась и задумалась…

— Шишка-то на лбу не намечается? — спросил Кудрявцев.

— Ну, это выяснится в самое ближайшее время, — ответила женщина. — А вообще-то ничего страшного, подумаешь, шишка!

— И вовсе даже не ладно! — запротестовал Кудрявцев. — Для чего вам такое украшение? К тому же эти гематомы бывают всякие, а некоторые из них опасные.

Женщина улыбнулась:

— Вы что же, специалист по синякам и ссадинам?

— В какой-то мере, — улыбнулся в ответ Кудрявцев. — У меня этих синяков и ссадин, знаете, сколько было! Не счесть! Места такого на мне не осталось, где бы их не было! Так что хочешь или не хочешь, а пришлось стать специалистом.

— Это чем же вы таким занимаетесь в жизни, что без синяков невозможно обойтись? — спросила женщина.

— Давайте-ка я сделаю так, что шишки у вас не будет! — ушел от ответа Кудрявцев. — Не бойтесь, это совсем не больно. И совсем не страшно…

— Давайте, — ответила женщина.

Кудрявцев осторожно дотронулся до лба женщины, предварительно убрав спадавшую на лоб каштановую прядь, и принялся массажировать ушибленное место на лбу женщины специальными движениями, которые умеют делать только спецназовцы. Женщина стояла, не двигаясь, зажмурив глаза, и по всему было видно, что прикосновения Кудрявцева к ее лбу ей приятны. Наконец Кудрявцев оторвал свои пальцы ото лба женщины и поправил прядь ее волос.

— Вот и все, — сказал он. — Курс лечения закончен. Теперь у вас не будет никакой шишки. Можете не опасаться…

— Спасибо, — сказала женщина, посмотрела Кудрявцеву в глаза и вдруг спросила: — Вы не торопитесь?

— Нет, — ответил Кудрявцев. — Я свободен до девятнадцати ноль-ноль.

— Надо же, какая скрупулезность! — усмехнулась женщина. — Скажите, а что бы случилось, если бы вы, к примеру, задержались до двадцати ноль-ноль? Или даже до двадцати одного ноль-ноль?

— Это невозможно, — ответил Кудрявцев и