Шрифт:
Закладка:
Наке, какъ извѣстно, родомъ еврей, изъ города Карпан-траса, въ Провансѣ, почему акцептъ у него вродѣ того какой былъ у Гамбетты, только мягче, потому что онъ дольше учился и жилъ въ Парижѣ. На примѣрѣ этого семита можно было бы демонстрировать — до какой степени культура страны, ходъ ея исторіи и складъ ея общественныхъ стремленій налагаютъ печать на особенности расы. Лицомъ Наке — чистый еврей; вдобавокъ еще имѣетъ физическій недостатокъ, часто встрѣчающійся между евреями — онъ горбатъ. Можетъ быть, болѣе проницательный наблюдатель и найдетъ въ немъ нѣкоторыя черты нравственнаго склада семитовъ, по тѣхъ свойствъ характера и, главное, обращенія, какія всего больше непріятны намъ русскимъ — я у него не находилъ. Напротивъ, онъ всегда чрезвычайно привлекалъ и тонкостью своего ума, и недюжиннымъ тактомъ; но у него недоставало выдержки, чтобы завоевать себѣ болѣе прочное положеніе и онъ никогда не могъ даже попасть хоть въ плохенькую министерскую комбинацію, хотя долго былъ сначала депутатомъ, потомъ сенаторомъ; a позднѣе онъ сошелъ съ арены. Его самого это начало тяготитъ и онъ сталъ сторонникомъ и руководителемъ генерала Буланже; но не какъ банальный, безыдейный честолюбецъ, а въ нѣкоторомъ соотвѣтствіи съ тѣми ріа desideria, какія онъ давно уже считалъ безусловно необходимыми для преобразования тождественнаго строя Фриши, немного на американскiй лад. И даже диктатура представлялась ему болѣе желательной, чѣмъ парламентскій режимъ, который дѣлаетъ большинство палаты всесильной камарильей и тормозитъ всякое радикальное преобразованіе.
Черезъ Наке я тогда познакомился съ очень многими врагами второй империи, (болѣе или менее заговорщицкого типа; но серьезной организации не было ни въ одной группе; да и не выставлялся никто, какъ вожакъ, способный воспользоваться первымъ попавшимся волненіемъ и поколебать существовавший тогда порядокъ вещей. Но элементы того, что подняло годову къ парижскому возстанию 18-го марта 1871-го г. и сложилось въ Коммуну — уже нарождались. Нѣкоторыхъ изъ будущихъ членовъ Коммуны я встрѣчалъ у Наке. Черезъ него же познакомился, когда онъ отсиживалъ свой тюремный срокъ въ другомъ лечебномъ заведеніи, съ старикомъ Делеклюзомъ, погибшимъ на баррикадахъ въ тѣ часы, когда Коммуна переживала свою агонію. Делеклюзъ остался осколкомъ якобинства, производилъ пропаганду въ своей газетѣ и былъ запоздалымъ олицетвореніемъ того, на что уповали самые крайніе члены тогдашней эмиграціи. Но и въ эмиграціи, въ двухъ ея центрахъ — Англіи и Швейцаріи — не было ни одного типичнаго руководителя, готоваго сейчасъ же стать во главѣ возстанія. Викторъ Гюго никогда не занимался дѣятельной агитаціей, сидя на своемъ островѣ. Въ Лондонѣ жили Ледрю-Роллэнъ и Луи Блаиъ — одинъ умѣренный якобинецъ, другой — соціалистъ; и ни тотъ, ни другой не играли роли тайныхъ вожаковъ. Остальные эмигранты или были люди совсѣмъ теоретическіе, какъ напр., старикъ Кине, или слишкомъ незначительныя личности.
Но нельзя сказать, чтобы эмиграція и вообще заграничные центры политическаго и соціального движенія не поддерживали революціонной агитаціи въ Парижѣ и во всей Франціи. Въ центральной Европѣ вторая империя была главной твердыней цезаризма, но въ ней же скопилось и больше всего взрывчатыхъ матеріаловъ, и когда во второй половинѣ шестидесятыхъ годовъ начался цѣлый рядъ съѣздовъ въ Швейцаріи и Бельгии, то самую выдающуюся роль на нихъ играли французы-эмигранты и неэмигранты. Первые конгрессы мира и свободы, бывшіе въ швейцарскихъ городахъ, представляются теперь предвѣстниками грозы. На нихъ, а также па конгрессахъ "Международной ассоціаціи рабочихъ" — говорили и дѣйствовали все застрельщики политическаго радикализма, рабочаго движения и даже анархіи, въ лицѣ одного изъ ея проповѣдниковъ и пророковъ — русскаго революціонера Михаила Бакунина. А тѣмъ временемъ въ Парижѣ и въ крупныхъ городахъ Франціи шла дѣятельная и непрерывающаяся вербовка въ масонскія ложи. У насъ, и тогда и теперь, очень мало занимались и занимаются французскимъ масонствомъ; поэтому трудно даже дать понять русскому читателю — до какой степени влиятельной сдѣлалась эта организація передъ паденіемъ второй имперіи. Ложи существовали въ большомъ количестве, и правительство Наполеона III-го не преслѣдовало ихъ. На почве общаго свободомыслія развивался огромный союзъ людей, готовыхъ поддержать всякое освободительное движеніе. Масонство обличается всего сильнѣе клерикалами и во Франціи, и внѣ ея; но въ послѣднее время пикто и въ республиканскомъ лагерѣ не отрицаетъ того, что парижское масонство и до сихъ поръ — главная поддержка третьей республики.
Такъ подошла зима 69–70 г. Правительство Наполеона ІІІ-го послѣ новаго плебисцита, заручившись еще разъ выраженіемъ народной воли, вступило на наклонную плоскость императорскаго либерализма. Появленіе такихъ трибуновъ, какъ Гамбетта, дѣлало парламентскую борьбу болѣе рѣзкой и взвинченной, и возвращеніе къ прежнему полицейскому режиму было уже немыслимо. Но спрашивается; можно ли было за полгода