зевом, фрезиями, геранью и цветками с национального символа Бразилии — дерева ипе — красовались в центре зала. Скоро солнце совсем зайдет, подумала Александра, с гордостью оглядывая зал. Зажгут свечи, а в отдалении будут сиять огни Нью-Йорка: чудесно. Нужно не забыть разместить фотографии на своем сайте и в социальных сетях.

Быстро пройдясь между столами, Александра убедилась в том, что букеты в полном порядке: листья свежие и зеленые, лепестки полностью развернуты и упруги. Наверное, какой-то чересчур старательный сотрудник решил проверить все лишний раз, подумала она, идя обратно к лифту. Нажав кнопку, она подождала — ничего. Вздохнув, она снова нажала ее — и опять лифт не приехал. Александра дошла до двери, что вела на лестницу, — она оказалась заперта. Ну вот, превосходно: она за крыта на крыше Метрополитен-музея в джинсах и футболке, а до вечеринки, на которой будут самые влиятельные и состоятельные люди Нью-Йорка, осталось меньше часа. В панике Александра принялась оглядываться по сторонам в поисках какой-нибудь пожарной лестницы или другого выхода. И тут откуда ни возьмись появился Грант.

— Ты запер дверь, — произнесла она.

— Да.

— Незачем говорить это с таким самодовольством.

Александра устремила взгляд к башням-небоскребам, что возвышались у южной окраины Центрального парка. Голубые стеклянные панели сверкали в золотых лучах заходящего солнца, а в офисах за стеклом были видны люди, что занимались своими делами… может быть, если смотреть на них, она сможет держаться спокойно в этой нелегкой беседе.

— Самодовольство? Тебе явно показалось. — Грант помолчал, и в этой паузе Александре послышалась некая неуверенность, даже затаенная боль.

Она заколебалась: стоит ли говорить ему сейчас о своих чувствах? Она и так заставила его пережить много страданий. Быть может, ее слова лишь разбередят старые раны? Но тут он произнес:

— Ты сбежала.

Александра вздохнула. Как бы то ни было, она должна сказать ему правду.

— Да. Прости… — Она повернулась, делая глубокий вздох, словно перед прыжком в воду: пора. Лучше рассказать все, как есть, они оба заслуживают этого. Потом, когда Грант ее отвергнет, так же как сделала с ним она когда-то, она отправится домой и утешит себя горячей ванной и большим бокалом вина. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Глава 17

Грант буквально пожирал Александру взглядом, отмечая каждую деталь в ее внешности, хотя они не виделись всего несколько дней. Темно-каштановые волосы, завязанные в хвост и спадающие на шею, аккуратный вздернутый носик, из-за чего лицо ее казалось немного озорным, упрямо сжатые губы — показатель того, какой сильной и решительной она стала за эти годы. Он по-прежнему любил ее, любил даже больше, чем прежде. Ее мужество, милосердие, умение держаться с достоинством и находить радость даже в тяжелые минуты восхищали его. Она построила свою жизнь заново без помощи всемогущего отца, и это не могло не вызывать уважение.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — произнесла она, и Грант ощутил, как внутри его все похолодело: именно с этих слов началась их беседа в библиотеке девять лет назад.

— Мне тоже, — ответил он. — Ты первая.

Александра закусила губу.

— Я недавно просила прощения за то, что была трусихой тогда, девять лет назад. Но на днях снова показала себя не с лучшей стороны.

— Нет, Александра, это… — запротестовал Грант, но она прервала его:

— Не оправдывай меня. — Отвернувшись, она отошла, скрестив на груди руки. — Когда ты решил, что я снова отказываюсь от наших отношений, я обиделась и даже немного рассердилась. Но… как ты мог подумать что-то другое?

Грант видел, как она задумчиво склонила голову, слышал, как голос ее превратился в шепот. Она винила во всем себя, и ему было от этого больно. Александра же продолжала:

— После того как я позволила отцу разрушить то, что между нами было… не поборолась за нас…

В два шага Грант преодолел расстояние между ними, рывком развернул к себе девушку и притянул к себе, одна его рука легла на ее талию, другая — на затылок. Он поцеловал ее в изумленно приоткрытые губы, вложив в этот поцелуй все: свою любовь, сожаление, свою страсть и надежду. Александра поначалу не отреагировала, и он лишь крепче обнял ее. Если она оттолкнет его, по крайней мере, в его памяти останется этот момент.

И тут она ожила в его руках, губы ее ответили на его поцелуй, руки обвились вокруг шеи. Прижавшись к нему, она прошептала его имя… Грант прислонился лбом к ее лбу и сказал:

— Александра, тебе было всего девятнадцать лет, и тобой управлял жестокий манипулятор. Я ведь знал, что что-то случилось, чувствовал это. Я знал тебя, как никто другой, и все равно ушел. — Грант приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Это я оставил тебя. Мне было больно, и я позволил своей чертовой гордыне взять верх над здравым смыслом. Это я оставил тебя и нашего ребенка… — он умолк на минуту, — во власти этого монстра. А теперь, когда у меня появился шанс на будущее вместе с тобой, я опять чуть было все не разрушил.

Александра приложила руки к его лицу, слезы заблестели в ее глазах.

— Не смей брать на себя всю ответственность. Я тоже совершала ошибки.

Грант рассмеялся.

— Мы что, будем здесь стоять и спорить, кто больше виноват? Или все-таки позволишь мне признаться тебе в любви?

Глаза Александры вспыхнули, робкая надежда засветилась в них.

— Ты… любишь меня?

— Я никогда не прекращал. Могу ли я надеяться, что ты…

Подпрыгнув, она обхватила его ногами, зарылась лицом в его шею и разрыдалась.

— Александра, — произнес Грант в замешательстве.

— Это слезы счастья! — Откинувшись назад, она улыбнулась так солнечно, что улыбка эта могла бы затмить собой все огни Нью-Йорка. — Я люблю тебя, Грант. Я люблю тебя и пришла сюда сегодня,