ожидая смерти. Хая стояла рядом, стараясь по возможности защитить дочку от пули, и это ей удалось. Когда раздалась пулеметная очередь, женщина тут же упала на чье-то тело и замерла в неподвижности. Она приняла пулю, предназначавшуюся дочери, давая ей шанс спастись, и Роза, даже не поцарапанная выстрелом, легла вместе с ней, притворившись мертвой. Краем глаза она видела, как билась в конвульсиях Нонна, как, словно старое, сломленное грозой дерево, повалился старый Исаак, как очередь прошила маленькую Цилю.

– Мама, мамочка, – шептали ее помертвевшие от холода губы, но Хая не отвечала, и Роза поняла, что самое страшное в ее жизни уже произошло. Неожиданно она вспомнила Бориса и подумала: где ее любимый? Лежит ли во рву вместе со всеми, идет ли навстречу своей смерти или бесстрашно воюет в партизанском отряде, назло Рагиму, который сказал, что парня схватили фашисты, чтобы причинить ей еще больше страданий? Сколько она так пролежала? Час, два, сутки? Девушка уже не чувствовала холода. Казалось, мать согревает ее и после смерти. А кроме матери, это делали совершенно посторонние люди, закрывая ее своими теплыми телами, отдавая последнее тепло ей, незнакомой девушке. Когда стихла стрельба, Роза еще долго не решалась вылезти из рва и лишь с рассветом поднялась во весь рост, пытаясь разглядеть окрестности. В ушах до сих пор стояли стон и стрельба, особенно стон сотен несчастных, который она не могла забыть. Сейчас, казалось, он шел из-под земли, как бы укоряя тех, кто забрал их жизни ради амбиций кровожадного политика.

Девушка поцеловала мать в синие губы и прошептала:

– Прощай, мамочка. Я обязательно вернусь сюда, чтобы похоронить тебя по-человечески.

Глава 25

Межгорск, наши дни

Три дня пролетели как в тумане. Учитель куда-то бегал, с кем-то общался, а вечерами ложился на диван и открывал старую пожелтевшую тетрадь, уносясь мыслями в прошлое. Чтение отвлекало его от горестных раздумий, но, откладывая тетрадь в сторону, когда хотелось спать, молодой человек все равно вспоминал о неприятном моменте, который придется пережить. Впрочем, многое взяли на себя работники фирмы. Олег по совету Андрея обратился в «Скорбь» и ни разу не пожалел об этом. Деловые ребята лет тридцати с лишним, совершенно не похожие на советских кладбищенских работников, трезвые и хорошо одетые, взялись за дело, засучив рукава, и избавили его от множества неприятных минут. Во время гражданской панихиды, на которую пришло совсем немного народа – Андрей прибежал последним, Полозов не понимал, где находится, вернее, не хотел понимать. В его воспаленном мозгу не укладывалось, что эта женщина с желтым лицом, хмурая и сосредоточенная, неподвижно лежащая в гробу, – его бабушка, которая так любила жизнь. На поминках в столовой он не слышал, о чем говорят ее подруги, лишь механически отметил, что не было ни одной похожей на бабушкину знакомую с фотографии, Марию, не прислушивался к словам утешения, щедро расточаемых его учениками. Вернувшись домой, в опустевшую квартиру, Полозов сразу повалился на подушку и заплакал без слез, а потом погрузился в беспокойный сон.

Утром Олег сжевал сухой бутерброд, не чувствуя вкуса, и отправился в школу, но не смог там долго находиться (к счастью, это был предпоследний день занятий). Обычно он засиживался до вечера, проверяя тетради и общаясь с учениками, однако теперь все это было выше его сил. Сочувственные, слишком приторные лица коллег вызывали раздражение. Дети, на удивление, вели себя очень деликатно, лишь староста класса Игорь Макрушин по-мужски пожал ему руку и сказал:

– Крепитесь. Мы с вами.

– Да, спасибо, – Полозов виновато улыбнулся. – Подождете с походом в горы?

– О чем вопрос, – развел руками Игорь, – мы все понимаем. Если вам нужна наша помощь, мы всегда готовы.

– Готовьтесь к экзаменам, – посоветовал классный руководитель.

Парень подмигнул:

– На следующий год. Этим летом можно погулять спокойно.

Полозов дал ребятам несколько наставлений насчет сдачи и получения учебников и подумал: может, все же сходить с классом в поход? Все лучше, чем сидеть в пустой квартире. Однако его мысли прервал телефонный звонок. Дисплей высветил номер директора школы Эльвиры Анатольевны Алдониной, высокой представительной дамы лет пятидесяти с лишним, с замысловатым сооружением из густых белых волос на голове, прозванной за свою прическу «Башня». Ученики и учителя побаивались Алдонину, но уважали и ценили. Она никогда не давала в обиду ни своих коллег, ни детей и умела найти подход к каждому. Порой, разговаривая с учителями из других школ, Олег удивлялся, слушая их рассказы о склоках в коллективе и о поощрении этих склок администрацией. Это казалось ему диким. В его школе не было ничего подобного.

– Олег Георгиевич? – послышался в трубке глуховатый голос Алдониной. – Вы в школе? Зайдите ко мне на минутку.

– Сейчас, Эльвира Анатольевна, – отозвался молодой человек и зашагал по коридору к кабинету, который находился в вестибюле школы.

Женщина ждала его на пороге, как всегда, прекрасно одетая и ухоженная, в строгом темном костюме.

– Проходите, Олег Георгиевич, – она распахнула дверь и указала ему на стул. – Садитесь.

– Спасибо, – как всегда, в ее кабинете Олег почувствовал себя маленьким мальчиком и робел, как ученик.

– Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вас вызвала? – поинтересовалась Эльвира Анатольевна. – Прежде всего позвольте выразить вам соболезнование. К сожалению, близкие люди когда-нибудь уходят, – она вздохнула. – Бабушки и дедушки покидают нас раньше всех. Для другого человека я могла бы найти слова утешения, но для вас таких слов у меня нет. Я знаю, бабушка была для вас всем, единственным близким человеком.

– Спасибо, Эльвира Анатольевна, – Полозову сделалось неловко. – Я не знаю…

– Я хотела бы добавить, – перебила Алдонина, – что очень ценю вас как работника. Вы не думайте, что никто не видит, сколько времени вы проводите в школе. Ни разу за все восемь лет работы вы не попросили отгул и не взяли больничный. Правда?

– Да, – согласился учитель. – Но я сам…

– Теперь я сама хочу предоставить вам отгулы, – она взяла со стола какой-то лист бумаги. – Давайте посмотрим, когда у вас отпуск? С двадцать первого июня. Так вот, можете идти в отпуск сейчас.

– Но… – Молодой человек вдруг залился краской. – Я даже не знаю, что сказать.

– А не надо ничего говорить, – махнула рукой женщина. – Просто не приходите завтра в школу. Сами знаете, кроме последнего звонка, никаких уроков не будет. Впрочем, если захотите встретиться с детьми – милости прошу. Но я бы на вашем месте куда-нибудь поехала. В санаторий, например.

– Мне очень неудобно, – начал Олег, но она властным жестом приказала ему замолчать.

– Неудобно спать на потолке. Идите домой и