Шрифт:
Закладка:
— Я скоро вернусь, — пообещал женщине Хаста и начал спускаться к священному камню.
* * *
Каргай сидел на принесенной бьярами скамье неподалеку от поваленного пугала и мрачно пил свежесваренное пиво из берестяного туеска. Лицо его было усталым и, как показалось Хасте, отрешенным.
— А, чародей, явился…
Глава ловчих поставил опустевшую посудину на скамью и уставился на «звездочета».
— Да, ты не солгал, — буркнул он. — Царевича тут не было. Давай рассказывай, как об этом узнал.
— Ты знаешь, когда дует ветер, — возвел глаза к небу Хаста. — Он может дуть в одну сторону, а затем, хоть ничего и не произошло, задуть в другую. Но сможешь ли ты рассказать, как он дует?
— Опять ты за свое!
— Знамения светил…
— Ладно, не хочешь — не рассказывай. Говори, что тебе известно! Где искать корень этого злочинства?
— Вот сейчас ты задал верный вопрос, доблестный маханвир! Нет смысла ловить солнечные зайчики. Надо искать руку, которая держит серебряное зеркало.
— И тебе ведомо, чья это рука? — напрягся Каргай.
— Догадаться нетрудно. Рядом с самозванцем стоял жрец Северного храма. Все мы знаем, на какие чудеса они способны. Он навел морок, заставив людей поверить, что они видят царевича. Даже Анил признал в самозванце Аюра, а ведь он не раз видел его в столице. Но это значит, что и жрец видел настоящего царевича так же ясно, как ты меня. Стало быть, жреца и надо спрашивать!
Каргай скривился, будто раскусил незрелую клюкву:
— Когда бы Белазору не смыло большой волной, я бы тоже думал, что искать нужно там.
— Разве Северный храм разрушен?
— Не знаю. Можно было бы спросить у жреца, но он с помощью колдовства исчез у нас из-под носа!
— Если пожелаешь, — скромно сказал Хаста, — я постараюсь отыскать его.
Тусклые глаза Каргая мгновенно ожили и приобрели жесткий блеск.
— Пожелаю! Сколько людей дать тебе в подмогу?
— Сейчас не нужно. Но пусть Анил и его люди будут у меня под рукой.
— Хорошо, — кивнул Каргай. — Так и будет.
Анил догнал Хасту на самой опушке леса.
— Ты что удумал? — возмущенно напустился он на «звездочета». — Ты же знаешь, что у меня свой приказ! Меня сюда послали ловить мятежного жреца Хасту и его накхини! Зачем ты затребовал у Каргая мой отряд?! Я только-только получил людей, чтобы наконец заняться поисками, а теперь мне придется бегать по твоей указке!..
— Послушай, — миролюбиво сказал рыжий жрец, — ты говоришь, что должен поймать мятежника Хасту. Но кто знает, может, тот жрец, которого вы сегодня упустили, он и есть?
Анил озадаченно умолк.
— Вот-вот, поразмысли над этим хорошенько! Кстати, объясни, как он умудрился пройти мимо вас незамеченным?
— Откуда я знаю? — огрызнулся молодой вельможа. — Это все проклятое бьярское колдовство!
— Вот видишь? Без меня ты не сможешь поймать Хасту, даже если окажешься с ним нос к носу. Следуй за мной и поверь — в нужное время я укажу тебе, где скрывается этот дерзкий мятежник.
— Правда? — вновь обретая надежду, спросил Анил.
Хаста торжественно поднял обе руки к небу:
— Клянусь Семью Мудрецами!
— Если так, то хорошо, — милостиво склонил голову юный воин. — Я буду помогать тебе.
— А сейчас мне надо удалиться в лес. Побеседовать со звездами. И вновь прошу — не ходи следом.
— Но сейчас же день, звезд не видно…
— Есть такие места, где звезды можно увидеть средь бела дня. И тебе лучше туда не попадать… Выполни мою просьбу, а то я в другой раз могу и не успеть защитить тебя.
* * *
Хаста не поверил глазам. Марга имела вид смущенный и виноватый, что совершенно не вязалось с ее обычным резким и высокомерным поведением. Сейчас она больше напоминала ребенка, застигнутого во время поедания заготовленных на празднество сластей.
— Что-то случилось? — настороженно спросил он.
Сестра Ширама кивнула.
— Что-то с луковым жрецом?
Марга тяжело вздохнула и снова качнула головой.
— Вы его убили?!
— Не совсем…
И она пустилась в объяснения, чем снова привела Хасту в состояние оторопи.
— Сначала он умер…
— Умер? Постой, как это «сначала»? О чем ты говоришь?!
— Когда ты ушел, мои девочки заскучали и, чтобы не тратить время впустую, решили разговорить его. А он взял и умер. Они еще ничего и сделать не успели! Говорят, вдруг обвис у них в руках, и все — не дышит, сердце не бьется…
— Та-ак… — протянул Хаста с досадой. — Значит, совсем ничего не сделали, а он умер?
— Девочки поклялись тайным именем Отца-Змея, что так и было, — подтвердила Марга. — А потом он встал и ушел.
— Как это — ушел?!
— Я ждала тебя тут. Девчонки бросились ко мне. Молодые еще, неопытные — одной нужно было на месте остаться. Словом, мы вернулись на поляну — а жреца нет. Только следы и остались.
— Следы? — изумленно спросил Хаста.
— Да, его следы. Он ушел спиной вперед. По следу-то видно, что пятка в мох входит глубже, чем обычно. Мертвецы часто так ходят. Вот только это тряпье и осталось…
Она тихо свистнула сквозь зубы, и Яндха с Вирьей — бледные, без кровинки в лице, — вышли из-за кустов. В руках одной из них было рыжее жреческое одеяние.
— Он что, сам его сбросил?
Накхини замотали головой.
— Я же сказала, они этого колдуна разговорить хотели. Отвязали от дерева, раздели…
Хаста сдвинул брови:
— Эх, как скверно…
В этот миг юные накхини одновременно шагнули вперед, преклонили колено и обнажили клинки.
— Они не выполнили приказ, — с грустью в голосе пояснила Марга. — Убей их.
— Что?!
Хаста невольно отпрянул, едва не упав навзничь.
— Можешь сделать это сам или поручи мне. Или вели им самим покончить с собой — они это немедля исполнят.
— Святое Солнце! Вы, накхи, воистину безумны! Как насчет того, чтобы все остались живы?
— Они заслужили казнь и знают это.
Хаста глотнул воздуха, пытаясь вернуть самообладание. Вот уж пришла беда, откуда не ждали!
— Марга, послушай! Ты сказала, их жизни принадлежат мне?
— Да.
— Тогда я и буду решать их судьбу как пожелаю.
— Но они должны умереть, — требовательно напомнила накхини.
— В свое время, Марга, в свое время.
Марга, нахмурившись, долго молчала.
— Что ж, твоя воля, — сказала она наконец.
Девицы поднялись на ноги и вложили мечи в ножны. Хаста ожидал увидеть радость на их лицах, но скорее наоборот — они будто выглядели раздосадованными, что их готовность пропала впустую. Самому смелому человеку не так-то просто заставить себя смотреть в лицо смерти.
— Но если ты покуда сохраняешь им жизнь, — все еще хмурясь,