Талейран соперничал с ним в хитрости и превосходил его в стойкости. Людовик XVIII оценил его строками из Корнеля: «Он сделал мне слишком много добра, чтобы я говорил о нем плохо, и слишком много зла, чтобы я говорил о нем хорошо».14 По-видимому, именно Талейран сказал о Бурбонах (в 1796 году): «Они ничему не научились и ничего не забыли»;15 Но вряд ли это можно было сказать о Людовике XVIII, который научился иметь дело с выборными палатами, приветствовал наполеоновских генералов и сохранил большую часть наполеоновского законодательства. Министры-роялисты ненавидели Талейрана не только как цареубийцу и отступника, но и как предателя своего сословия. Уступив им, Людовик отстранил его от должности (24 сентября 1815 года). Талейран выздоровел, пережил Людовика XVIII, дожил до отречения Карла X (1830) и в возрасте семидесяти шести лет был назначен послом в Великобританию (1830–34). Когда маркиз Лондондерри в Палате лордов раскритиковал Талейрана, Веллингтон встал на его защиту; он имел дело с месье де Талейраном во многих ситуациях (сказал герцог), и никогда не находил человека более энергичного и умелого в защите интересов своей страны, и более честного и благородного в отношениях с другими странами. Когда Талейран прочитал это, он был близок к слезам, что не могло быть более неподобающим для него. «Я тем более благодарен герцогу, что он единственный государственный деятель в мире, который когда-либо хорошо отзывался обо мне».16 Помогший организовать в 1834 году Четверной союз, он умер в 1838 году в возрасте восьмидесяти четырех лет, перехитрив всех, почти самого Жнеца.

20 ноября 1815 года Людовик XVIII подписал с союзниками Второй Парижский мирный договор, в котором были сформулированы санкции, которые Франция должна была понести за то, что позволила Наполеону возобновить свое правление. Она была вынуждена уступить Саар и Савойю, а также четыре пограничных города, включая Филиппевиль и Мариенбург; вернуть захваченные ее генералами-завоевателями искусства; выплатить репарации в размере 700 миллионов франков, плюс 240 миллионов по частным претензиям; быть оккупированной комиссарами и войсками союзников на срок от трех до пяти лет и оплачивать их содержание.17 Талейран отказался подписать этот документ; его преемник на посту министра иностранных дел Арман-Эммануэль дю Плесси, герцог де Ришелье, подписал его в знак протеста, а затем воскликнул: «Я опозорен».18

III. СЮРПРИНТ: 4 ИЮЛЯ — 8 АВГУСТА 1815 ГОДА

Выехав на юг из Мальмезона, Наполеон присоединился к Ниорту в сопровождении своего брата Жозефа и оружейного брата Гурго. Они достигли Рошфора (тринадцать миль к юго-востоку от Ла-Рошели) поздно вечером 3 июля и обнаружили, что ожидаемые фрегаты — «Саале» и «Медуза» — стоят на якоре в гавани; но за ними находилась небольшая эскадра британских военных кораблей, блокировавших порт и, очевидно, запрещавших нелицензионный выход.

4 июля Наполеон послал капитану «Саале» запрос: подготовлены ли для него и его друзей помещения для плавания в Америку и сможет ли «Саале» прорваться через блокаду? Ему ответили, что фрегаты уже готовы и могут попытаться ускользнуть от военных кораблей ночью, рискуя быть остановленными или обстрелянными; но если они прорвутся, то их превосходная скорость вскоре приведет к потере военных кораблей. Теперь Наполеон продемонстрировал последствия своих недавних испытаний, начав девять дней колебаний, переходя от одного плана к другому, чтобы спастись, и от одного компаньона к другому за советом. Жозеф, похожий на него внешне, предложил переодеться в императора и позволить англичанам задержать себя, а Наполеону, одетому в гражданское платье, разрешить отправиться на одном из фрегатов в, казалось бы, обычное плавание. Наполеон отказался подвергать брата опасности. Позже Жозеф сам отплыл на одном из фрегатов в Америку.

Забыв о пятнадцати годах войны, Наполеон теперь тешил себя мыслью, что Англия, если он добровольно сдастся, будет относиться к нему как к знатному пленнику и выделит ему скромный участок земли, на котором он сможет жить мирным сквайром. 10 июля он послал Лас-Кейса и Савари (герцога де Ровиго) узнать у капитана Фредерика Мейтланда на корабле «Беллерофон», получил ли он какие-либо паспорта на проезд Наполеона в Америку. Капитан, разумеется, не имел таковых. Тогда Лас Кейс спросил, может ли Наполеон, если он сдастся англичанам, рассчитывать на обычное великодушное отношение к нему со стороны английского народа. Мейтланд ответил, что с радостью примет Наполеона и доставит его в Англию, но не имеет права давать какие-либо обещания относительно его приема там.

Незадолго до, или после, или во время этого разговора капитан Мейтланд получил от своего начальника, вице-адмирала сэра Генри Хотэма (в то время крейсировавшего у северо-западного побережья Франции), сообщение о том, что Наполеон находится в Рошфоре или вблизи него и намеревается переправиться в Америку. Адмирал добавил: «Вы будете использовать лучшие средства, чтобы помешать ему отплыть на фрегатах….. Если вам посчастливится захватить его, вы поместите его под надежную охрану и со всей осторожностью направитесь в один из портов Британии».19

Примерно 14 июля Наполеон получил предупреждение, что Людовик XVIII приказал генералу Боннефуру отправиться в Рошфор и арестовать его.20 Боннефур действовал так медленно, как только мог. Теперь Наполеон чувствовал себя ограниченным в трех вариантах: сдаться Людовику XVIII, у которого были все основания ненавидеть его; рискнуть пленением, пытаясь бросить вызов британской блокаде; или сдаться капитану Мейтленду в надежде на британское великодушие. Он выбрал последний путь. 14 июля он написал принцу-регенту, который в то время правил Великобританией:

ВАШЕ КОРОЛЕВСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО:

Подверженный раздорам, отвлекающим мою страну, и разобщенности величайших держав Европы, я завершил свою политическую карьеру и пришел, подобно Фемистоклу, чтобы сесть у очага британского народа. Я ставлю себя под защиту их законов, и я прошу Ваше Королевское Высочество, как самого могущественного, самого решительного и самого великодушного из моих врагов, предоставить мне эту защиту.

Наполеон доверил это письмо Гурго и попросил его обратиться за разрешением доставить его в Лондон на ближайшем судне. Мейтланд согласился, но судно, на котором находился Гурго, было надолго задержано карантином, и нет никаких доказательств того, что письмо когда-либо достигло