После выступлений экспертов, во время блока ответов на вопросы к микрофону подошла женщина в джинсовом платье и кожаных сандалиях на плоской подошве. Она представилась практикующей медсестрой и спросила, что доктора думают об исследованиях «Инициатива по охране здоровья женщин» (WHI), «Меры воздействия на уровень эстрогена/прогестина в постменопаузе» (PEPI) и «Влияние заместителей эстрогена/прогестина на работу сердца» (HERS), согласно которым при продолжительном приеме гормональной терапии повышается риск развития рака груди, инсульта и деменции. Доктора переглянулись с понимающими ухмылками. Итальянец ответил, что если она действительно читала эти исследования, то знает, что риск невелик. Он передал микрофон сидящему рядом врачу, который сказал: «Если женщина хочет продолжать жить половой жизнью, ей придется что-то делать со своей вагиной». Следующим к микрофону вышел лысый доктор в голубом кашемировом свитере. Он сказал, что использует гормоны в своей практике уже тридцать лет. «Неудивительно, что вы так молодо выглядите», – пошутил итальянец.

В книге «Неодинаковый секс» (Ce Sexe Qui N'en Est Pas Un) французская феминистка Люс Иригарей пишет о том, что женская сексуальность всегда определялась по мужским параметрам: «Вагина всегда расценивалась исключительно как пространство для “размещения” мужского органа. В таком понимании женские гениталии были лишь оболочкой, отверстием»[93].

В фойе выставочного центра торговый представитель в очках в тонкой металлической оправе демонстрирует процедуру MonaLisa Touch[94]. Металлический стержень с лазером на конце проникает в вагину в постменопаузе. Монитор, стоящий рядом на возвышении, показывает мужские руки в латексных перчатках, которые медленно вводят аппарат в вульву между половыми губами. После того как стержень полностью входит внутрь, на экране появляется серия анимационных изображений, демонстрирующих работу лазера, который, как звездолет Энтерпрайз из «Звездного пути», влетает в просторный вагинальный канал. После этого на экране появляется роза – универсальный символ женских гениталий. Ее нежные лепестки по краям потемнели, пожухли и завяли. При помощи обратной замедленной съемки к лепесткам возвращается упругость, они поднимаются, собираются вокруг сердцевины все плотнее и плотнее, пока цветок снова не превращается в девственный бутон.

«Тела гетеросексуальных женщин определяет удовольствие гетеросексуальных мужчин, а не их собственное наслаждение», – пишет Вирджиния Браун в своем эссе 2010 года «Усовершенствованная вагина» (The Perfectible Vagina). В рамках такого восприятия фетишем становится узкая вагина. «Правильная женщина устроена подобно ребенку и девственнице с нетронутой вагиной», – дополняет Браун.

Вагины молодых девушек – предмет преклонения, фетиш. Вагины женщин в менопаузе – повод для насмешек и назначения медикаментов. Вагины работниц сексуальной сферы, которыми славится Амстердам, осуждают и оскорбляют ровно за те качества, которых так жаждут мужчины: открытость и доступность. В Интернете мне встретилось обсуждение, в котором вагины опытных женщин сравнивают с банкой майонеза, большим пакетом на молнии, ведром теплой воды и с самой ночью. Я узнала, что женское влагалище ассоциируется с общественным туалетом – приятно облегчиться, но задумываешься, кто был здесь до тебя. Вагины, как я прочитала, похожи на двери с москитной сеткой: «Чем больше ими хлопают, тем хуже они закрываются». Многие шутки адресованы непосредственно проституткам: «Шлюха, я бы пнул тебя в вагину, но не хочу потерять в ней ботинок».

В этих шутках вагина – публичное место встречи мужчин, как, например, в анекдоте о парне, который провалился в большую вагину и нашел там несколько потерявшихся юношей, которые искали выход. Даже юридически вагина описывается как «вещь», пространство, которое можно обыскать. Алан Хайд в эссе «Вагина юридически» (The Legal Vagina) пишет об ордере, выданном на обыск квартиры и вагины подозреваемой. «Закон во многом описывает вагину как тайник, место, полное секретов, не видимых извне, где можно спрятать наркотики и другие загадочные объекты»[95].

* * *

Много лет назад мой первый муж с глубоким благоговением рассказал мне о проститутках в окнах Амстердама. Как круто они смотрятся за стеклом в отсветах розового цвета! Тогда, в конце 1980-х, глубоко за полночь мы еще продолжали искать плавучий хостел, в котором он останавливался в прошлый раз. Мы обыскивали канал за каналом. К тому времени, когда мы отказались от этой затеи, во всех остальных отелях, которые мы могли себе позволить, не осталось мест. Один портье сказал, что у него есть комната на пятом этаже в доме по соседству. Вслед за ним мы перешли улицу, поднялись по узкой лестнице и вошли в пропахшее плесенью помещение с застиранными лиловыми простынями и лампочкой без абажура. Обшарпанная и темная комната напоминала номер отеля из французских криминальных романов.

Несмотря на поздний час, мой первый муж захотел пройтись. На черной глади каналов плавали треугольники света; высокие кирпичные здания с решетками, похожие на глазированные пряники, словно сошли с рождественской открытки. Мы шли по узкому переулку под названием Блудстрат – Кровавая улица. Увидев освещенное красным светом окно и стоящую в нем женщину в черных стрингах и лифчике, я сначала решила, что девушка перебрала на вечеринке и стянула с себя платье. Приглядевшись, я заметила, что она выглядит спокойной и равнодушной, как будто только что разделась и стоит в дверях спальни, рассуждая, чем заняться дальше.

«Позволь представить тебе, – сказал мой первый муж, взмахнув рукой и на ходу придумывая имена, – Сьюзан… – он сделал пару шагов и указал на следующее окно, за которым стояла женщина в черном парике и белом трико, – и Кэрол». Мы пошли дальше вниз по улице, окаймленной рядом небольших, светящихся розовым окон. В каждом, как обезьянка в клетке, была выставлена женщина на продажу. Возбуждение моего мужа доходило почти до эйфории. Хотя покупка не планировалась, он наслаждался чувством обладания этими женщинами, пусть нереализованным и только потенциально возможным.

В этом одна из основ патриархата – за определенную цену всегда есть доступная дырка, готовая к пенетрации. Этот завет здесь, в квартале Де Валлен, перестал быть абстракцией и нашел материальное воплощение. Я осознала, что идея о всегда открытой и манящей дырке была одновременно реальным местом и пространством мечты и что для моего мужа доступ в него является одной из привилегий быть мужчиной.

Позже в нашей комнате с прожженным сигаретами ковром и раковиной в потеках ржавчины муж толкнул меня на кровать. Его завели эти женские тела, эти дырки на продажу, и, честно говоря, при всей брезгливости и нежелании это признавать, в каком-то извращенном и мазохистском смысле я сама возбудилась. После того как мы оба кончили, он уснул. Я лежала без сна, уставившись на плафон уличного фонаря, который, как инопланетный боевой корабль, пронзал лучами тонкие шторы.