– Беда, государь! – прохрипел он, соскочив с коня.

– Кто таков? – прикрикнул на него Михальский.

– Полусотник Стремянного полка Тимофей Маслов!

– Говори, что стряслось.

– Ушли воры!

– Как?!

– Ума не приложу, как сие приключилось. Мы к ним в село не лезли, а они оттуда носа не казали. Гул стоял такой, будто там не бунтовщики, а ярмарка. Слышно было, что пели, гуляли да время от времени из ружей постреливали. А ближе к полуночи все стихло, а потом как полезут из всех щелей, будто клопы…

– А у вас что, сабель не было?

– Как не быть, государь! Все у нас было: и сабли, и бердыши, и пищали. Как воры пошли, там мы их стрелять, а потом и рубить почали. Уж так били, что любо-дорого, да в пылу боя не уследили. Самые набольшие среди разбойников углядели, где у нас слабое место, да туда и ударили. Посекли заслон, да и пропали в нощи.

– Если бы из Кремля вчера сразу после заседания думы послали гонца, – задумчиво заметил Корнилий, – он бы как раз к полуночи добрался до места!

– Не в том беда, что воры сбежали, – снова подал голос стрелец. – Полковник Пушкарев велел передать, что боярин Вельяминов ранен!

– Как?! – взвился я. – Куда? Опасно ли?

– Не ведаю, государь, а только сомнение имею, доживет ли Никита Иванович до святого причастия…

– Твою мать! – не выдержал я и, ударив коня каблуками, галопом полетел к Семеновскому.

Ночью мятежники, пользуясь тем, что густые облака заволокли луну, отчего было не видно ни зги, малыми группами просочились сквозь редкие заслоны помещиков – к слову, особо и не горевших биться впотьмах. Дворяне уже мысленно подсчитывали предстоящие награды и мечтали о переводе в жильцы, а то и в ряды московской избранной тысячи. Отчего даже и слыша подозрительные звуки, доносящиеся из темноты, предпочли их не заметить, в крайнем случае делая один выстрел куда-то в сторону предполагаемой опасности.

Если большая часть людей атамана Белобородова уходила из села Семеновского тихо, то особо подобранный отряд умелых и одоспешенных бойцов, снабженных к тому же огненным боем, вышел точно к позиции, где разместился сам командующий заплотом – боярин Никита Вельяминов. Подобравшись накоротке и дав дружный залп, смутьяны набросились на дозоры, окружающие лагерь, и, разом смяв их, ворвались внутрь.

И тут могло случиться худшее, непоправимое. Если бы не сам Вельяминов. Никите в ту ночь никак не удавалось сомкнуть глаз. Он даже не стал снимать бронь и всех своих ближников заставил оставаться в полной боевой готовности. Словно чуял или боевым опытом своим предполагал угрозу.

Так что когда противник влетел в центр лагеря государевых людей, его встретил пусть и нестройный, но все же довольно плотный ружейный огонь. Это сбило наступательный порыв бунтовщиков. Завязалась сеча. В ближнем бою сам Никита и его бойцы оказались крепче и опытнее, а когда со всех сторон начали сбегаться злые со сна дворяне, обложив нападавших с флангов, то те предпочли быстро ретироваться. Вышло это у них ловко и слаженно.

Никита дрался, как и положено вождю, в первых рядах, рубя своей длинной, с широкой елманью, тяжелой саблей направо и налево. Но буквально в последний миг в него разом выстрелили трое из пистолей. Две пули счастливо миновали боярина, а третья краем зацепила шлем, промяв его, отчего Вельяминов сразу потерял сознание и начал валиться с седла. Увидев это, его слуги тут же бросились на помощь и унесли раненого господина в тыл. Им вслед из темноты донеслось радостное улюлюканье, которое, впрочем, тут же стихло. Бой кончился так же внезапно, как и начался. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненых.

Но все это я узнал позже, когда на всем скаку влетел во все еще носящий следы боя дворянский лагерь, а за мной, как демоны из преисподней, неслись Михальский и его хоругвь.

– Где он?! – заорал я, спрыгивая с седла.

– Там, – испуганно отозвался совсем молодой боярский сын, едва успев подхватить брошенные ему поводья.

Шатров серпуховские дворяне с собой не брали, а потому бледный как смерть Вельяминов лежал на куче лапника, застеленного его же плащом. Голова его была перевязана какой-то не слишком чистой тряпицей, но крови или иных повреждений было не видно.

– Никита, друг, – бросился я к нему, – что с тобой?

– Живой я, государь, – слабо улыбнулся тот.

– Как ты меня напугал!

– Ничто, бывало и хуже, – попытался приподняться Вельяминов. – Даст Бог, поправлюсь. Голова вот только болит и кружится, а так все бы и ничего.

– Лежи! – строго прикрикнул я, сообразив по симптомам, что именно случилось с моим ближником. – Раз сотрясение есть, значит, мозги в наличии, а стало быть, их поберечь нужно!

– Что за хвороба такая? – удивился Никита.

– Ничего страшного, – поспешил успокоить я его. – Просто тебе на какое-то время нужен полный покой. Лежать, резких движений не делать и пить что-нибудь успокоительное.

– Чего? – совсем уж изумленно спросил боярин, не замечавший за мной прежде склонности к медицине.

– Откуда мне знать чего? – огрызнулся я. – Доберусь до О’Конора, тогда и спрошу, каких тебе снадобий в пасть напихать!

– Помилосердствуйте, ваше величество, – откинул голову на свое импровизированное ложе Вельяминов, – а не то я от такого лечения точно без покаяния останусь!

– Раз шутить можешь, значит, выздоравливаешь! – пришел к выводу я. – Надо бы тебя домой отправить, вот только как?

– Можно сделать носилки и закрепить их между двух коней, – подсказал Михальский. – Или же изготовить волокушу, вроде той, на которой ваше тогда еще королевское высочество тащило меня в лесах под Смоленском.

– Нет, – поспешил я пресечь рационализаторские предложения. – Эдак его еще больше растрясет. Нужна рессорная коляска.

– Единственная известная мне карета с рессорами находится в Кремле, – заметил Корнилий, имея в виду подарок, сделанный когда-то мною покойной Катарине. Пройдет целый день, пока мы сможем ее сюда доставить.

– Тогда телега с мягчайшим сеном. Колеса тоже обмотать чем-нибудь мягким и везти шагом!

– Ничто, выдержу и без этих хитростей, – попытался вмешаться Вельяминов. – Отправьте меня домой как есть…

– Не спорь с царем!

– Алена там, – едва шевеля губами, шепнул мне Никита. – Ждет тебя…

– Что? – не понял я сначала смысла сказанных мне слов, а когда сообразил, то только нахмурился.

Бог знает что у людей в головах творится. Мне ведь реально он нужен, а не его сестра, как бы я к ней ни относился в прошлом. Чтобы верный человек в тяжкую минуту был рядом! Чтобы было кому мою спину прикрыть!

– Ну что, владыко, – криво усмехнулся Лыков, с вызовом посмотрев на патриарха. – Так ли случилось, как ты измысливал? Испугался царь Ивашка? Одумался? Стал лучших людей слушать?