Я не стал отчитывать его перед всеми – никто не должен видеть, как князь запрещает что-то своему соколу. Это не было правилом, но мне не хотелось, чтобы кто-то слышал. Только когда мы забрали наших «скакунов» и проехали через пепелище, я веско произнёс:

– Ты едешь к Пеплице. Передай ей, что я согласен на сделку.

Огарёк заскрежетал зубами. Я знал этот его стекленеющий взгляд: спорить с таким упрямцем невозможно.

– Повезло же мне выбрать в соколы такого строптивца. Не смей перечить мне, Огарёк. Я всё решил.

– Я тоже решил.

– Слово князя весомее сокольего клика.

– Даже моего?

Я кивнул, глядя на Огарька так, чтобы он, наконец, угомонился и перестал перечить мне.

– Я – князь. Ты – мой сокол. Разве что-то неясно?

– Мы не просто князь и сокол, – вспылил Огарёк. – Будто ты не знаешь. Мы – братья, соратники, самые близкие и навечно связанные. И к тхену мы едем вместе, хочешь ты того или нет. В первый раз я тебя отпустил, хоть и сходил с ума от беспокойства. Но второй раз я поеду с тобой.

Я вздохнул, сдерживая гнев. Ко мне возвращалась головная боль, мучающая меня уже давно, а с ней – странное скрежещущее чувство в груди.

– Огарёк, я был у Алдара, он ретивец, но у нас нет поводов не доверять ему.

– Доверять ему тоже нет поводов! Он измывался над тобой. Унижал. Что будет на этот раз?

– Алдар проверял, чего я стою. Ты меня не переубедишь. Щенки с волками не спорят.

– Так я больше не сокол, а щенок?!

В голосе Огарька было столько яда, что хватило бы на всех подосланных царских стрелков.

– Огарёк, не щерься. Если б я не дорожил тобой, то позволил бы ехать со мной к тхену. Но я берегу тебя, поэтому, будь добр, образумься и выполни другую мою просьбу. Съезди к Пеплице.

Я пытался его вразумить, но он меня не слышал.

Огарёк поторопил Шаньгу, а когда обогнал Рудо, обернулся, прожигая меня таким пламенным взглядом, что я уже тогда понял: быть беде.

– Спешу исполнить приказ! – выкрикнул он, вдавил пятки в медвежьи бока и поскакал в объезд Дуберка, в сторону Тракта, что вёл к Коростельцу.

Мне бы тогда догнать его, поговорить по-человечески, но я был слишком занят своими мыслями. Может, Огарёк был не прав: сокол обязан слушаться князя, а не создавать ему новые трудности, но я как старший и более мудрый обязан был предотвратить нашу ссору.

* * *

Во второй раз никто не стал меня разувать. Я сам отдал всё оружие юному безусому воину, дождался, когда тхена предупредят о моём прибытии, и вошёл в шатёр.

– Ты что-то надумал, князь? – спросил Алдар, лениво щурясь.

– Я принимаю твоё предложение, – без прелюдий сообщил я. – Но с одним условием.

– Тогда это называется иначе.

– Как же?

– Встречное предложение.

Я хмыкнул и сел на ковёр, скрестив ноги.

– Называй как хочешь.

Тхену моё поведение, вероятно, казалось дикарским, если не оскорбительным, и он запросто мог бы приказать срубить мне голову. Алдар смотрел на меня с загадочным прищуром и поглаживал бороду. Что было тогда в его голове, я и представить не мог, но, видно, мой диковатый облик его забавлял, раз тхен не приказал сразу высечь меня и обезглавить.

– Так с чем ты примчался так, что растрепал на ветру свои рыжие космы? – спросил он с лёгким пренебрежением. – Что предложишь мне такого, чтобы я не посмел отказаться?

– Земли свои, – с хриплой обречённостью выдохнул я. – Но не просто так. Помоги нам дать отпор Сезарусовым войскам. Они атаковали мою заставу для острастки, а сами, вероятно, двинулись на Коростелец, в Средимирное. Помоги нам их прогнать, а потом охоться в моих лесах сколько угодно.

Тхен продолжал гладить свою бороду. Лицо его вовсе не изменилось, если не считать тонкой складки, пролёгшей между бровей.

– Значит, царь напал на вас?

Я кивнул.

– Напал. Задумал отнять нашу веру и насадить новую.

– Вера – лишь предлог, – отмахнулся тхен. – Причина всё та же. Самозваный князь, чьи земли можно растащить себе.

– Но они угрожали не мне, а Пеплице.

Тхен улыбнулся мне как непонятливому мальцу.

– С кем бы ты сперва сразился: с князем-чудовищем или с княгиней-женщиной? Вы оба слабы, ваши княжества расположены рядом, а вместе вы – уже треть всех княжеских земель.

Я бы поспорил с тем утверждением, что мы с Пеплицей слабы, но пусть будет так, если тхен был убеждён в своих словах. Я сделал вид, что пропустил уничижительное замечание мимо ушей.

– Потому и прошу твоей помощи. Сила твоих бойцов пригодится нам с Пеплицей, а мы в долгу не останемся.

– Пустите на семиднев погонять ваших белок?

– Больше. Помоги изгнать войска Сезаруса, а я позволю тебе обосновать город у моих границ и пользоваться без ограничений моими охотничьими угодьями. Твоим будет и выход на Тракт – торгуй с другими княжествами чем хочешь, хоть девок своих степняцких продавай, я и глазом не моргну.

– А что мне даст княгиня?

С Пеплицей мы ни о чём не договаривались, но я не хотел терять заинтересованности тхена. Пусть Алдар не менялся лицом и голосом, а всё-таки я чувствовал: ему нравится то, что я говорю, поэтому решил дать пусть слабое, но хоть какое-то обещание.

– Княгиня овдовела несколько зим назад. При тебе жены не вижу, да и слышал, что даже две жены у вас – не преграда для появления третьей.

– Хорошо мыслишь, сиротский князь. Но всё же есть белые пятна в твоей сделке. Скажи, не лучше ли мне послать гонцов к Сезарусу, чтобы заключить с Царством союз? Мы повергнем ваши Княжества и поровну разделим ваши благодатные земли.

– Не лучше. – Я мотнул головой. – Если мы для царя – дикари, то твои люди, уж не обижайся, ещё хуже. Царь не станет считаться с дикарями, в лучшем случае казнит тебя сразу, в худшем – согласится, а потом обернёт свои армии против твоих, а тебя привяжет к вершинам двух сосен и разорвёт надвое. Я слышал, у вас ценится чистая смерть – та, при которой не пролито ни капли крови. Вряд ли четвертование можно назвать чистой смертью. При таком и от души ничего не остаётся, не взлетишь ты к священному небу.

Я говорил честно, от всего сердца, хотя сам таил не вполне честное против тхена. Тогда мне нужно было одно: чтобы Алдар встал на мою сторону и обещал помочь. Наверное, моя горячечная речь произвела на Алдара благоприятное впечатление. Он больше не насмехался и не пытался унизить меня. Тхен встал и взял со стола кувшин – сперва я подумал, что снова напоит вином, но нет, в кубки полилось что-то белое и густое.

– Ты говоришь нескладно, но красиво. В твоих словах бьётся жизнь, и мне это нравится. Ты нравишься мне, рыжий сиротский князь. Напоминаешь необъезженного жеребца, решившего покрыть сразу стадо кобыл. Я дам тебе испить крови степей.