– Я знаю, Женя.

– Да, я тебе всё никак самого главного не скажу! После сессии я выхожу на работу на теплоход «Академик Осинский»!

– К Сергею Николаевичу? Здорово! Кем же ты там сможешь работать?

– Как кем! Я же уже почти на пятом курсе!

– Неужели врачом?

– Нет, конечно. Диплома же нет ещё, фельдшером. И у меня будет своя каюта и свой кабинет!

– Вы…поженились?

– Нет ещё, наверно, осенью, если всё будет хорошо.

– Он откладывает? Почему?

– Нет, я. Есть причины, потом тебе расскажу!

– Он тебя очень любит. Это видно невооружённым глазом.

– Да, – засмеялась Женя, – и я его – невооружённым! Ладно, не смейся, я тебе ещё самого главного не сказала. Ты едешь со мной! Я договорилась с Виктором Сергеевичем, правда, пока только на один рейс, но там видно будет.

– Этого не может быть. Я не верю!

– Ну что ты! Сессия у меня кончается двадцать пятого, двадцать шестого Учёный совет. Мы выезжаем тридцатого, поездом, в Николаевске садимся на теплоход. Он там будет первого числа. Ты не представляешь, теплоход – просто сказочный. Я даже не запомнила, сколько там палуб, четыре или пять. Бассейны, кинозалы, рестораны! Мы, наверно, будем питаться с командой.

– Какая разница! Плыть на настоящем теплоходе!

– И это ещё не всё, как говорят рекламщики. Конечная остановка – Питер. Там экскурсии, и самим можно походить. Я не спросила, сколько мы там простоим. А потом – обратно.

– Здорово. Только мне не верится почему-то…

У Жени опять сжалось сердце. Ей тоже не очень верилось.

Виктор Сергеевич решил, что в Город надо приехать заранее. Заказал номер в гостинице рядом с институтом. Достал из шкафа костюм, который надевал на редких санаторных праздниках.

И ходил, ходил по диагонали своего кабинета, обдумывая, что он скажет Учёному совету.

Антон тоже думал об этом дне, решающим его дальнейшую судьбу.

Спросил за шахматами:

– Виктор Сергеевич, я должен подготовиться?

– Я думаю, тебе будут задавать вопросы. Сначала лёгкие, потом сложнее. Отвечай уверенно. Если не знаешь, не бойся говорить, что не знаешь. Не думаю, что будут каверзные, но не исключено. Этого нельзя предусмотреть, но не теряйся. В крайнем случае, посмотри на меня, и я отвечу этому негодяю.

– Какие могут быть негодяи в Учёном совете? Там же должны быть самые умные, учёные люди!

– Могут. Они могут быть везде. А умный негодяй – это самое страшное.

И подумал, но не сказал – трудно тебе будет в жизни. Это всё равно, как тигрёнка или медвежонка, рождённого и выросшего в неволе, выпустить в дикую природу.

– Главное – не бойся ничего. Я же буду рядом.

– Правда, а я думал, что буду там один, как на экзамене.

– Нет, этого я не допущу.

В номере было слишком много зеркал. Антон посмотрел на себя. Поправил волосы, и профессор подумал – его надо постричь не так, как в третьем корпусе. Стрижка была неважнецкая. В гостинице была парикмахерская. Теперь мальчик выглядел превосходно.

– Ты посмотришь телевизор без меня? Мне надо встретиться со старым приятелем. Обед тебе принесут в номер. Ничего?

– Конечно, Виктор Сергеевич!

– Только, пожалуйста, не выходи никуда. Я могу быть спокойным?

– Я обещаю.

Но как только за профессором закрылась дверь, он позвонил Лесе:

– Привет. Я на гостинице «Московской», номер 517. Приходите с Ромкой, только без Лорда, с ним не пустят, наверно. Скажете, к Антону Солнцеву.

Профессор позвонил Максу на выходе из гостиницы.

– Мы приехали. Хотел поговорить, чтобы ориентироваться на местности. Гостиница «Московская», рядом.

– Я могу прийти прямо сейчас. В каком вы номере?

– В пятьсот семнадцатом, нотам Антон. Давай пообедаем.

Они не виделись год. Виктор Сергеевич вглядывался в лицо давнего приятеля, пытаясь угадать, что его ждёт. Лицо было хорошее, открытое, но профессор, опытный психолог, заметил какую-то тщательно скрываемую неловкость.

И Макс смотрел на профессора. Постарел, напряжён до предела. Глаза усталые, такие усталые глаза… Нелегко ему там, как он говорит, на переднем крае.

И весь его полемический запал испарился. Он уже знал, что при любом раскладе, в любом случае будет с этим усталым мужественным человеком по одну сторону баррикад.

– Макс, ты мне сразу скажи – как народ настроен?

– По-разному. Одни не верят, другие говорят – он что, на Нобелевскую нацелился? Сидит там у себя, тихушник. Мальчика надо забрать в лабораторию. Дельфина найдём, они все одинаковые. На одной чаше весов мальчишка без родителей, и спрашивать не у кого, а на другой – тысячи, десятки тысяч больных детей.

– Антона я вам не отдам. Как это – не у кого?! Он у меня в интернате. Я отвечаю за него перед Богом и людьми.

– Успокойся, поборемся.

– Правда?

– Правда.

– У меня к тебе просьба, огромная. Ну, поговорите с Антоном, поспрашивайте, посмотрите на него. И отпустите! Всё обсуждение – без него, ко мне любые вопросы. У этого мальчика решается жизнь и судьба, как ты понимаешь. Остальную программу, я думаю, надо обсудить отдельно.

– Сделаем перерыв, отведёшь его в гостиницу.

– Да я его Жене отдам. Она будет на Учёном совете?

– Нет, студентка – несерьёзно.

– Но уж под дверью будет наверняка.

– И вернёмся к обсуждению и твоей программе.

Женя, Леся и Ромка встретили их у входа в институт.

– Здрасте! – хором сказали Леся с Ромкой, а Женя обняла сначала Антона, потом профессора.

– Мы будем ждать на скамейке вон там, в сквере напротив.

– А я подожду в коридоре. Держитесь, мои дорогие!

– Наше дело правое! – слишком бодрым голосом сказал профессор.

На лестнице их встретил Макс:

– Посидите у меня в кабинете, я приду за вами, когда все соберутся. Антон, рад с тобой познакомиться. Не бойся ничего.

– Я и не боюсь.

В маленький зал Учёного совета они вошли втроём. За длинным столом сидели мужчины, в основном, женщина была одна.

Макс усадил профессора, потом Антона на другом конце стола, сам сел во главе его рядом с профессором.

– Здравствуйте, господа. У нас гости, профессор Виктор Сергеевич Покровский, хорошо вам известный. И Антон Солнцев, воспитанник возглавляемого им интерната. Документы все видели. Антон, мы хотели бы познакомиться с тобой поближе. Расскажи о себе.