— Смотрите, непорочные жены, живущие в городе, где правит несправедливый царь! Вот еще такой же браслет! Сегодня на меня обрушилось непереносимое горе! Суждено ли мне перенести это нестерпимое несчастье? Вот еще один такой же браслет; мой возлюбленный супруг не вор, он пришел в этот город, чтобы продать браслет, и его убили. О непорочные женщины, любящие своих мужей, увижу ли я еще своего бесценного супруга? Вот другой браслет! Но если я и увижу его, суждено ли мне услышать из его уст, что он невиновен? И коль скоро моему супругу суждено было умереть, не сказав мне на прощание, что он невиновен, люди будут укорять меня и говорить, что мне воздано по заслугам.

Все, кто видел эту рыдающую и несчастную женщину, обезумевшую от горя, плакали, сокрушенные свершившейся несправедливостью:

— Если на такую женщину обрушилось такое непоправимое бедствие, то, значит, покривился жезл справедливости, который всегда был прямым до сих пор. Что это?

— Погибло могущество властелина Пандьи, царя из царей, славившегося своим луноподобным зонтом и приносившим победу мечом. Что же это такое?

— Зонт царя, наделенного величием и своим отважным мечом охранявшего землю, вместо прохлады породил сжигающее пекло! Как могло это произойти?

— В наш город явилось разгневанное великое божество, поднявшее в руке золотой браслет. Оно явилось, чтобы погубить нас. Боже, что это?

— Потоком льются слезы из глаз этой женщины, потемневших от сурьмы. Эта в отчаянии рыдающая женщина ведет себя словно одержимая божеством! Что будет с нами?

За нею шла толпа; люди причитали, плакали, сокрушались и укоряли в несправедливой жестокости царя. Напуганные и встревоженные люди показали ей место, где лежал пронзенный мечом ее супруг, и украшенная золотыми браслетами Каннахи припала к телу мужа. Ковалан лежал бездыханный.

Красное лучистое светило скрылось за высокими вершинами, внезапно свет померк и бескрайняя земля оказалась во тьме. Словно лиана, обвила своего мужа Каннахи, исходя в горестных слезах. В этот жуткий вечер весь город вторил ее рыданиям и стонам.

Еще этим утром она украшала цветами его пышные черные волосы, и один цветок из его гирлянды она взяла и вплела в свои локоны; еще этим утром она ласкала своего любимого мужа, а теперь, вечером, она видит его залитого кровью, струящейся из пронзенной груди. Его убили жестоко, и она не была с ним рядом!

— И вы не упрекаете меня, что я не разделила ваших страданий, и не можете меня утешить в моем горе? О, ваше тело благоухает, для меня оно дороже любого золота. И разве не могут люди бросить упрек мне, не ведавшей угрожавшей вам гибели, что мои деяния в прошлом рождении послужили причиной вашей смерти? Справедливо ли, что в этот жуткий вечер передо мной, оставшейся одинокой в целом мире, вы прильнули к голой земле грудью, украшенной гирляндой распустившихся цветов? Видя это ужасное деяние царя Пандьи, породившее великий гнев мира, разве не скажут люди, что это произошло из-за моих деяний в прошлом рождении? Разве заслужили вы вот так лежать в крови, струящейся из глубокой раны, передо мной, совершившей жестокие поступки в прошлом рождении и теперь проливающей горестный поток слез? Разве не станут люди говорить, осуждая жестокость властелина, что она вызвана моими прегрешениями в прошлом рождении? Есть ли жены в этом городе? Неужели можно найти таких жен, которые стерпели бы злые козни, обрушившиеся на их мужей? Разве есть такие жены? Есть ли в этом городе достойные люди?

Неужели есть достойные люди, которые не взращивали бы, не пестовали бы своих детей? Разве могут быть такие достойные люди? Неужели есть в этом городе божество? Разве может быть божество в городе, где царь с острым мечом сходит со стези добра? Неужели есть в этом городе божество? Неужели есть божество?

Произнося эти слова, Каннахи с рыданиями обнимала своего мужа, груди которого никогда ранее не касалась беда. И вдруг Ковалан приподнялся, вытер своей рукой слезы, струившиеся из ее глаз, и промолвил:

— О, как иссохло твое лицо, от которого всегда исходило сияние полной луны!

Снова зарыдала Каннахи и упала на землю; руками, увешанными изящными браслетами, гладила она благословенные ноги мужа. И вот на ее глазах муж покинул свое бренное тело и поднялся ввысь, воскликнув:

— О украшенная глазами, подобными дивным лотосам! Прощай!

С этими словами он скрылся в небесах, присоединившись к сонму бессмертных.

Изумленная Каннахи молвила:

— Не наваждение ли майи это? Что еще может означать это? Неужели божеству угодно навести на меня помутнение? Куда мне теперь идти я где мне искать мужа? Или все это лишено смысла? Нет, пусть мой кипящий гнев найдет выход! Лишь после этого я найду и обниму моего возлюбленного супруга. Я пойду к неправедному царю, я взыщу с него за несправедливость.

И тут вспомнила она тот страшный сон; пелена слез застлала ее большие глаза, но, ощутив прилив решимости, она вытерла слезы, поднялась и направилась к царскому дворцу.

Глава XX

Праведное слово

Когда Каннахи приближалась к дворцовым воротам, царица рассказывала своей любимице свой сон:

— О ужас! Я слышала звон большого дворцового колокола в то время, как свалился на землю зонт властелина и треснул скипетр царя. О ужас, я почувствовала, как зашаталась земля со всех восьми сторон; я увидела, как тьма поглотила свет. О ужас, моим главам предстала ночь со сверкающей во тьме радугой; я видела, как на землю в жаркий полдень низринулись раскаленные огненные звезды. Треснул справедливый скипетр и вместе с серебряным зонтом упал на жесткую землю; звонит у ворот колокол, что возвещает всегда победу нашего властелина, и сердце наполняется дрожью; радуга сверкает в глубине ночи, посреди дня падают звезды, шатается земля с восьми сторон. Все эти предзнаменования возвещают надвигающееся несчастье. Пойдем и расскажем об этом царю.

Царица направилась в покои царя, сопровождаемая вереницей служанок, которые несли вслед за нею зеркало и драгоценности, новые наряды и шелковое платье. Несли листья бетеля, румяна и благовонные притирания, мускус и сандал, гирлянды, благовония и опахало. Горбуньи и карлицы, немые и юные шуты неотступно следовали за ней, и женщины с благоухающими локонами, тронутыми сединой, возглашали осанну:

— Пусть блаженствует в долголетии великая царица властелина Пандьи, окруженной морями.

Вместе с другими возглашали долгие лета царице ее

подруги и стражники. Пандийскнй царь, на груди которого всегда возлежала Шри, отдыхал на своем