В это время у ворот раздался голос Каннахи:

— Стражник! Слушай мои слова, стражник! Ты, охраняющий дворец того, кто презрел царский долг справедливости, чей ум лишен мудрости, а сердце — доброты! Извести царя, что перед ним желает предстать потерявшая супруга женщина, которая держит в руке драгоценный браслет, отделенный от другого.

Стражник вошел к царю и возгласил:

— Живи, царь нашего Коркея! Живи, владыка горы Поди! Живи, Властитель южной страны! Живи ты, которого, как пандавов, никогда не касался порок! Пред тобою желает предстать женщина. Это не Котравей, что подняв сильной рукой копье, сидит на шее буйвола, из свежих ран которого неудержимо льется кровь. Это и не Анангу, для которой Высший Бог соблаговолил исполнить танец[122]. Нет, она и не Кали, что живет в глухих джунглях, где бродят женские духи. Она не женщина, пронзившая могучую грудь Таруки. Но, кажется, она одержима лютым гневом и из сердца ее исходит огненное пламя ненависти. Тебя, царь, желает увидеть женщина, потерявшая своего мужа. В руках ее ножной браслет редкой выделки.

Царь велел стражнику привести ее к нему. Каннахи прошла в ворота, и, когда она приблизилась к трону, царь воскликнул:

— О ты, подобная юной лиане! Отчего глаза твои наполнены слезами? Кто ты? Что привело тебя сюда?

И Каннахи вскричала:

— Ты, царь, карающий без должного расследования! Выслушай меня. Я родилась в величественном Пукаре. В том городе, где царь пожертвовал собой, чтобы спасти попавшего в беду голубя, чем вызвал восхищение горных обладателей немигающих век. В этом же городе другой царь умертвил своего единственного сына, переехав его колесницей, когда сам собой зазвонил дворцовый колокол и глаза перепуганных коров налились слезами. В этом городе родился Ковалан в семье знатного и досточтимого торговца Масаттувана. О властелин со звенящим кольцом воина! Карма подстерегала его здесь, в твоем городе, куда он пришел, чтобы продать мой ножной браслет. Ковалан был убит по твоему приказу. Я его жена, мое имя — Каннахи.

— О божественная женщина! Предать смерти вора не есть несправедливость. Это — долг царя, держащего в руках сверкающий меч.

— Владыка Коркея, ты сошел с праведной стези! Это был мой браслет, и внутри него был скрыт алмаз.

— О сладкоречивая жена! Справедливые слова изрекла ты. Внутри нашего браслета была заключена жемчужина. Пусть принесут браслет! — приказал царь.

Когда принесли браслет, Каннахи разбила его перед глазами самого царя, и тот увидел, что внутри заключен алмаз. И тотчас увидел он, как упал на землю его царской зонт, как треснул царский скипетр.

— О, какой я царь! Я поверил лживым речам ювелира! Я сам вор. Из-за меня сошел со стези дхармы мой царский род, сберегавший справедливость южной страны. Да пусть сгинет моя жизнь! — в отчаянии воскликнул царь и пал замертво. В предсмертном отчаянии затрепетала великая царица.

Ничто на свете не может вознаградить женщин, потерявших своих мужей, — промолвила царица и, блаженно припав к ногам уже бесчувственного супруга, лишилась чувств. И Каннахи изрекла:

— Разве не сбылось древнее изречение многих мудрецов, что бог дхармы явится в облике бога смерти совершившим неправедные поступки? О супруга победоносного царя, совершившего дурное деяние! Взирай, какое жестокое деяние совершу я!

***

О, грешный я! Перед моими глазами предстала наводящая страх Каннахи: ее лотосоподобные глаза были наполнены слезами, в руках она держала ножное кольцо; ее черные всклокоченные волосы напоминали джунгли, и жизнь словно бы оставила ее тело. Когда это страшное зрелище увидел властелин Мадуры, сердце его пронзил ужас и он расстался с жизнью.

Обезумела от горя Каннахи, спутались ее черные волосы, все тело было запачкано землей, глаза застилали слезы. Лишь только властелин страны, где течет Вайхей, увидел ее с ножным браслетом в руках, как им овладел страх. В глазах его стояла ее страшная фигура, в ушах его гремели слова разгневанной женщины, и царь лишился жизни.

Глава XXI

Мщение

И, обратившись к царице Пандьи, Каннахи воскликнула:

— О супруга могущественного царя! Я служу осуществлению твоей жестокой кармы, хоть я по своей природе не желаю приносить страданий. Смотри: дурное деяние, которое совершаешь ты утром, возвращается к тебе в тот же вечер. Слушай. Однажды в полдень женщина с пышными локонами повелела, чтобы было зажжена печь[123] я чтобы огонь пылал в меру ее супружеской преданности. Подруги этой женщины, с широкими и высокими бедрами, сказали ей, что фигура из песка на берегу реки Кавери будет ее мужем. Волны подкатывались совсем близко и, не коснувшись статуи, бежали назад, а женщина навсегда осталась возле песчаной фигуры. После того как океан поглотил ее супруга Ванджиккона, дочь исполненного славы царя Карикалана[124] бросилась в волны со словами: «О мой возлюбленный, чьи плечи могучи, словно горы!» Океан вынес ей мужа, и она обвила его, словно красивая золотая лиана.

Одна верная жена превратилась в каменное изваяние и в таком виде оставалась в цветущей роще на песчаном берегу моря. Она непрестанно глядела вдаль на появлявшиеся суда и, дождавшись возвращения своего возлюбленного мужа, обрела свой прежний облик.

У некоего мужа было две жены: когда у одной из них упал в колодец ребенок, то другая, глаза которой метали острые, словно пики, взгляды, бросила в колодец своего ребенка, после чего оба дитяти были спасены.

Другая благочестивая жена однажды во время долгой разлуки с мужем поймала на себе исполненный вожделения взгляд незнакомца. «Пусть мое лупоподобное лицо превратится в обезьянью морду!» — тотчас же воскликнула она. Ее желание исполнилось. Когда же из далекой поездки вернулся супруг, вновь обрела свой дивный лик его добродетельная жена, чьи чресла даруют наслаждение.

Однажды юная красавица услышала, как мать говорила отцу: «Воистину, мудры слова святых, постигших редкие тайны и говоривших, что женский ум — это глупость. Не ведая того, еще в детстве, я, лишенная разума, сказала своей маленькой служанке, с которой играла на прибрежном песке, что если у меня родится дочь, а у нее сын, то пусть он станет мужем моей дочери. Она хранила эти слова в своей памяти и теперь напомнила мне о них. Боль от неразумности моих слов пронзает мне, несчастной, сердце!» Услышав это, похожая на золотую статую цветущая юная красавица, надев новое сари и убрав свои волосы, приблизилась к сыну служанки, пала перед ним ниц и поставила его ногу себе а голову[125].

Знай же, что я родилась в