— Хорошо, а теперь оставь меня, будь добр. День был действительно тяжелым. Утром буду тебя ждать внизу. О, и письма, подожди пару капель.

Я быстро пишу записку для Глория и Натасии, после для ректора вкупе с заявлением на увольнение. И Арту. Пытаюсь. Не получается. Правильно, что я ушла. Сбежала даже. Если я писать не могу, какие разговоры, я не готова к этому.

— Что думаешь дальше?

— Думаю, что сделаю из тебя темного мага не хуже себя.

— Это-то понятно. А с работой?

Вот настырный! Какое ему дело? Боится, что останется недоучкой?

— Не переживай, сначала научу тебя, а там будет видно.

Смотрит на меня неодобрительно. Право слово, будто это я своенравный студиус с кучей проблем. Но смотрит и смотрит. Отдаю ему конверты. Вертит в руках, читает кому. Одобрительно кивает. Кажется, что-то во мне есть от оракула. И в шар хрустальный смотреть не надо, и так понятно. Будет нам ох как «весело».

— Доброй ночи, Рика.

— Доброй ночи, Сильвий.

Он целует мою руку, но в рамках приличий. Я закрываю за ним дверь и устало сползаю на пол. Сил добраться до постели нет. И очень хочется плакать. Пожалеть себя, несчастную. Я бегу от Арта, но не в логово ли льва? Боги, помогите, дайте сил. Потому что я запуталась. И не знаю ни куда идти, ни что делать. Надеюсь, хочу надеяться, стать личным учителем для Марсена не будет для меня ошибкой. Надеюсь, то, что задумала впопыхах, это выход, и выход не к плахе.

Глава 21. Учение и мучения

— Марсен!

— Сильвий!

— Сильвий, бездна демонов! Ты меня слушаешь? Темная материя не усваивается светлыми, она их убивает!

— Мысли шире, Рика! Ты застряла в понятиях прошлого века!

Я его убью. Как тресну сейчас учебником по материаловедению! А нет. Слишком легкий. И ценный. Редкий экземпляр. Где он только их достает? А я не варвар, чтобы уничтожать раритетные издания. Пускай живет. Марсен.

— Сильвий, это мне показалось, или ты меня сейчас старой назвал?!

— Нет.

— Да ну?

— Точно, — и улыбается, будто я ему ту самую желанную награду феникса вручаю.

— А не первый раз, кстати.

— А подслушивать нехорошо, ты не знала?

— То есть я еще и плохая? — Боги, где вы были, почему меня не остановили? От моей нервной системы осталось одно название. — Сильвий…

Я отпечатываю каждую букву, говорю так, чтобы понял. Довел.

— Брось, Рика, ты же умная женщина.

Вот именно. И мой взгляд красноречив как никогда.

— Рика! — Меня подвигают на стуле, усаживаясь рядом. И как он впихнул свой зад в одноместное кресло? — Подумай сама.

— О чем? — Попытка отодвинуться с моей стороны выглядит жалко. Но не делать же вид, что все нормально? Это… это слишком даже для Марсена!

— Да обо всем. От материи до того, что ты якобы старая.

Я в растерянности. Но наука важнее. Что он там выдумал о старости, узнаю позже.

— Сильвий, нельзя нарушать законы мироздания. Темная материя…

— Она и есть темная сила. Ты же не будешь это отрицать?

— Мы сейчас не об этом.

— Подожди. Ты опять меня не слушаешь! Подумай…

Меня пытаются переубедить. Вся моя поза говорит о том, что можешь в меня стрелять и пытать, но я останусь при своем. Руки, ноги скрещены, могла бы скрестить глаза — их ждала бы та же участь.

— Ты чего хихикаешь?

— Я не хихикаю. — Не выдерживаю, смех меня душит, слезы льются. Живот болит. А еще и этот под боком. Мог бы и выпихнуться. Неудобно ведь.

— Вот и споришь даже из-за очевидного! — Кривит губы осуждающе. Но глаза смеются. За эти три месяца я его изучила, если не отлично, то вполне неплохо.

— А я не хихикаю. Я смеюсь.

— Да ну тебя. Я же серьезно!

Наука, все ради науки, спокойно, Ани, спокойно. Но как ему объяснить, что он хочет не смешать черное с белым, а залить отраву в здорового?

— Светлые от темных эманаций мрут! Ты сам это знаешь!

— Ты не права.

И кто еще кого не слышит?

И так почти каждый вечер. Мы спорим, часто до битья посуды. Марсен оказался весьма любознательным. А уж что он умен, я всегда знала. Из него получится хороший ученый. Может, и лучше меня. Учебная программа пройдена им за два месяца. Программа, рассчитанная на два года. И это с учетом управления родовым имением и переписки с семьей (его) и моего чтения писем то от Глория, то от членов его семьи. Писали все. Но поняла меня только Лулу. Не зря я ее считала своей душевной близняшкой. Поняла даже без уточнений, что случилось. Достаточно было написать, что по-другому я не могла.

— О чем задумалась? — После первого же скандала мы незаметно стали не то чтобы друзьями но отношения улучшились. Марсен перестал меня доставать своими шуточками, ни одной издевки с момента встречи в отеле. И, если бы не споры из-за практических занятий и его жажды ввести что-то новенькое, мы жили бы почти в идеальном мире. Почти друзья, вот как нас сейчас можно было бы назвать. Его ум не мог не удивлять. И, чего греха таить, даже склонность к сумасбродным теориям и таким же экспериментам. Я им восхищалась. Его умом. Его нестандартным взглядом на привычное. Восхищалась. Но спорить не переставала. По двум причинам. Первое — природное упрямство. Второе — только в спорах он оттачивал свои теории, и из безумных они время от времени становились вполне жизнеспособными. Была еще и третья почти причина. Мне, нам нравилось. Он не скрывал, что получает удовольствие от этих перепалок. Я делала вид, что этого терпеть не могу. Нет, первое время я раздражалась вполне серьезно. Но потом сама не заметила, как втянулась в эту игру — кто сверху. Или как это назвать? Мы спорили до пены у ртов, и день, когда я поняла, что меня дразнят, он был неминуем. А потом начала дразнить я. И… и у нас появился своеобразный ритуал в обучении. Докажи или молчи — приблизительно такой принцип был для любой выдвинутой теории.

Но самое главное было даже не в успешности, или более-менее приятельских отношениях. Было важно другое. Мы оба пытались, каждый по своим причинам, найти выход, чтобы подчинить и запихнуть тьму туда, откуда она выползала.

Причины Сильвия были вполне банальны: месть за родителей и деда (которого он любил, как оказалось), желание уберечь братьев.