затрагивала ряд важных тем, к которым затем обращался и Тарковский в «Солярисе» и «Сталкере»; многие критики отнесли это на счет влияния лемовского романа «Соляриса». Сценарий для фильма писала сама Поволоцкая в соавторстве с А. Червинским и М. Садковичем. Сюжет строится вокруг странного энергетического явления – таинственной стены, возникшей посреди тайги. Ученые всячески пытаются исследовать феномен, а иные даже помышляют о том, чтобы установить со Стеной контакт. У каждого, кто на нее смотрит, Стена, а точнее, огромный купол, вызывает галлюцинаторные образы, связанные с прошлым. На том, впрочем, параллели с «Солярисом» и «Сталкером» исчерпываются. В отличие от картин Тарковского, «Таинственная стена» не была фильмом-рассуждением о человеческой душе и ее взаимосвязанности с макрокосмом, а переживания главного мужского персонажа не играли здесь ключевой сюжетной роли. Зато киноэстетика советской оттепели в этом фильме весьма необычным образом сочеталась с научно-фантастическим сюжетом, породив целый ряд новаторских приемов. Во-первых, фокус фильма колеблется между делами житейскими – такими, как стремление ученого Егора Ломова (Лев Круглый) и его невесты Лены (Татьяна Лаврова) привести в равновесие его страсть к научной работе и их отношения, – и общей, все нарастающей тревогой, связанной с необъяснимым присутствием и поведением таинственной Стены. В фильме уделено равное внимание самой Стене, Лене с Егором, а также коллеге последнего, грузинскому ученому Андрею Ираклиевичу Эрдели (Ираклий Учанейшвили) и прибывшему на место событий старшему сержанту Вале (Андрей Миронов). Разноречие повествования усилено и второстепенными элементами, в частности, пародийной телепередачей, которой открывается фильм. Элегантно одетая ведущая в студии расспрашивает ученого о таинственной стене, касаясь и теорий об инопланетном ее происхождении. Далее действие перемещается в тайгу, где Егор уже несколько месяцев живет вблизи купола, но по-прежнему не может разгадать его тайны. Пока ему удалось выяснить, что через купол (появляющийся и исчезающий с определенной периодичностью) не проходят радиоволны. Андрей приезжает на научную станцию, оборудованную у Стены и привозит с собой Лену. При встрече с Егором они шутят: «Это мы – марсиане!» Подобные сцены носили явно сатирический характер: в них высмеивался, с одной стороны, пиетет, с которым публика зачастую относится к весьма герметичному научному дискурсу, а с другой – риторическую и эмоциональную привлекательность разного рода конспирологических теорий. Особенно колко прохаживается на этот счет Лена, приехавшая в отпуск на таежную станцию, чтобы побыть вместе с Егором. Девушка явно переживает за жениха, столь фанатично преданного делу, и опасается, как бы тот не «перегорел» в научном пылу. Андрей тоже волнуется, что его друг и коллега предпочитает работу гармонии в отношениях с Леной, и уговаривает Егора свозить невесту к морю в Сухуми и там пожениться. Егор от подобных предложений отмахивается: он полностью захвачен открывшимся перед ним феноменом и твердо намеревается постичь его разумом; к тому же он больше, чем все остальные, склонен верить во «внеземную гипотезу», согласно которой Стена либо была послана на Землю инопланетянами в качестве средства коммуникации, либо сама являлась инопланетным разумным существом.

Все четыре персонажа – Егор, Андрей, Валя и Лена – представляют собой достаточно сложные характеры, и эта сложность подчеркивается видениями, посещающими каждого из них вблизи Стены. Так, благодаря одному из этих видений зритель узнает о том, что романтик и идеалист Валя некогда служил на военном корабле, спасшем в открытом море канадского путешественника (Валентин Никулин), который пишет «книгу об одиночестве человека». Канадец, чей облик и речи указывают на сюрреалистичность и, возможно, психоделическую подоплеку происходящего, на вопрос растерянного Вали отвечает: «Марсианин? Да нет… Я – никто. Я – один в океане. Впрочем, это очень красиво! Марсианин… Да, я – марсианин! Для тебя я – марсианин: ты не понимаешь меня, а я не понимаю тебя. Для тебя я – марсианин; мы все – марсиане. Мы все голые в океане…»

Этот эпизод – ключ к пониманию инаковости в фильме: «таинственная» Стена – это обширная метафора всевозможных барьеров, отделяющих людей друг от друга, метафора, подкрепленная выдвижением на первый план отношений между героями. Лена, так и не сумевшая наладить эмоциональную связь с Егором, вне себя от ревности и ярости. Девушка желает вырваться из невыносимой обстановки постоянной тревоги и неопределенности и, движимая интуицией, обострившейся от встречи со Стеной, решает войти внутрь купола и установить контакт с чем бы «оно» ни было, чтобы решить наконец свою «проблему». Лена бежит к Стене. Андрей пытается поймать и остановить ее, но она, сделав вид, что поняла его объятия как любовные поползновения, вынуждает его отступить и продолжает бежать, не слушая его уговоров. К счастью, она не успевает войти: к тому моменту, как она добегает до места, Стена уже опять исчезла. В развязке фильма напряжение полностью снимается: все четверо возвращаются в Москву, докладывают обо всем случившемся, а академическое сообщество решает снарядить для изучения Стены новую, более масштабную экспедицию.

Рис. 4.2. «Таинственная стена». Спасенный канадский писатель на борту советского корабля

Благодаря открытому финалу и общей сосредоточенности на разного рода стенах, материальных и метафорических, на неспособности людей по-настоящему друг друга понять, «Таинственная стена» стала беспрецедентно тонким для советского кинематографа научно-фантастическим произведением, трактующим инаковость в философском ключе. Фильм, который нередко называют эклектичным и непоследовательным в силу того, что в нем, по сути, отсутствует логическое обоснование событий, не говоря уже о каких-либо ответах, ставит под сомнение некоторые базовые аксиомы советской космической фантастики. Одна из них гласила, что внеземная жизнь должна развиваться подобно земной и, следовательно, любая ее разумная форма окажется более или менее антропоморфной. Образ абстрактной энергетической инопланетной сущности, открытый в «Таинственной стене», а затем развитый в «Солярисе» и «Четвертой планете», стал единственным возражением против преобладающего антропоцентрического и оттого вульгарно эволюционистского представления о Другом. Я считаю, что в плане исследования радикальной инаковости «Таинственная стена» превосходит «Солярис», так как последовательно избегает каких бы то ни было морально-дидактических посылов. Стена никого ничему не учила, а посылаемые ею видения из прошлого героев не имели целью как-то способствовать личностному развитию. Персонажи просто сталкиваются с жуткой, сверхъестественной и непознаваемой инаковостью. Подобно «нестабильным нейтринным системам», которые создавал Солярис, видения, порожденные Стеной, показывали, что даже образы, отражавшие, на первый взгляд, лишь то, что человек уже знает или знал прежде, не являются устойчивыми. При этом, в отличие от «Соляриса», сюжет «Таинственной стены», в который тревожно вплетается музыка С. Слонимского – жужжащие электронные звуки вперемешку с модными мелодиями твиста, – призывал принять инаковость в самом ее постмодернистском смысле и жить с ней бок о бок, где бы она ни проявилась – в личной или профессиональной жизни, в тайге или на телеэкране.

Более того, «Таинственная стена» стала первым после «Аэлиты» советским научно-фантастическим фильмом о космосе, в котором в пародийно-сатирическом ключе представлялось будущее человечества, включая и освоение космоса, и контакт с внеземными цивилизациями. Удивительным образом, объектом сатиры здесь становятся не только мифы о советском превосходстве в космосе и о том, что Советский Союз непременно первым установит контакт с инопланетным разумом. Поволоцкая не ограничивается тем, что подвергает сомнению институциональные и идеологические основы советских комических исследований: она также обращает зрительское внимание на задействованный в них человеческий фактор. Каждый персонаж наделен собственной биографией (партиец Андрей, к примеру, оставил жену в грузинской деревне «растить ему сына», пока сам он будет расти по партийной линии) и четкими ограничениями, как социальными, так и психологическими. Особое внимание в фильме уделено статусу Лены как единственной в группе женщины. Как мы помним, «Планета бурь» учит, что с точки зрения организации советской жизни советская трудящаяся женщина – это «близкий Другой»,