Шрифт:
Закладка:
— Что там Бобров с послом делает? — Раевский, которого я так и не отпустил, вынужден был остановиться и теперь вместе со мной смотрел в ту сторону, где Д’Эдувиль пытался что-то объяснить Боброву. Юра же стоял с невозмутимой рожей, и крики француза улетали в стратосферу, минуя командира моей охраны.
— Скорее всего, оружие требует отдать, — философски ответил я, глядя, как посол довольно раздражённо отстегнул шпагу и передал её Боброву. И только после этого тот отъехал в сторону, позволяя Д’Эдувилю проехать. — Что, неужели у него только шпага и даже завалящего ножа в сапоге не припрятано?
— Ваше величество, — Раевский нахмурился, и уже даже тронул поводья, но я остановил его.
— Расслабься, Коля, гвардейцы Зимина чуют оружие похлеще той собаки. Если они с господина Д’Эдувиля сапоги не сдёрнули, значит, нет там у него ножа.
В это время посол приблизился к нам. Марс всхрапнул и ударил по земле правым передним копытом. Похоже, ему не понравился жеребец француза. Я похлопал Марса по шее, успокаивая, и обратился к послу.
— Господин Д’Эдувиль, что заставило вас пойти на столь чудовищное нарушение этикета? — спросил я, когда посол приблизился ещё ближе.
— Я решил испытать судьбу в который уже раз, ваше величество, — ответил Д’Эдувиль, умудрившись поклониться прямо в седле, — и просить о разговоре именно здесь только потому, что рядом совершенно точно нет английских и австрийских шпионов.
— Это вы погорячились, господин Д’Эдувиль, если шпион хороший, то мы можем узнать, что он был шпионом лишь из мемуаров этого негодяя. Вот вы, например, можете поставить свою жизнь на то, что Николай Николаевич не является чьим-нибудь шпионом? — и мы вместе посмотрели на опешившего Раевского.
— А Николай Николаевич, хм, — Д’Эдувиль на секунду замолчал, а потом продолжил, — является шпионом?
— Если только он совершенно безукоризненный шпион, о котором мы даже из мемуаров не узнаем, — доверительно ответил я французскому послу, чуть наклоняясь вперёд. — Так о чём вы хотели со мной поговорить?
— Ваше величество, консул Бонапарт предлагает вам заключить с Францией союз. Если вас волнуют моральные стороны вопроса, то договор может быть тайным, — выпалил Д’Эдувиль и посмотрел на меня, а в его глазах я прочитал отчаянную решимость.
Ничего не ответив, я развернул коня и тронулся шагом по дороге. Раевский и Д’Эдувиль переглянулись и поехали следом. Я же пытался лихорадочно просчитать варианты, стараясь из всех хреновых выбрать наименее стрёмный. После той свиньи, которую нам подложили англичане, предложение Наполеона нужно было как минимум обдумать. Потому что у меня нет гарантии, что следующие тридцать сребреников не пойдут на организацию заговора уже против меня самого.
Глава 11
— Что ты читаешь? — Лиза вошла в кабинет и изящно села в кресло, стоящее рядом с диваном, на котором я развалился, держа в руках книгу.
Вместо ответа я продекламировал:
— 'Ты мне верна!.. тебя я снова обнимаю!..
И сердце милое твоё
Опять, опять моё!
К твоим ногам в восторге упадаю…
Целую их!.. Ты плачешь, милый друг!..
Сладчайшие слова: души моей супруг —
Опять из уст твоих я в сердце принимаю!..'
— О, — только и смогла сказать Елизавета, а потом вскинула на меня глаза. — Кто это написал?
— Если я сейчас попытаюсь присвоить себе чужие лавры и скажу, что именно из-под моего пера вышли эти строки, ты мне поверишь? — спросил я, пристально глядя на неё.
— Боюсь, что, нет, — она покачала головой. — Я тебя знаю, Саша, ты не поэт.
— А вот сейчас было обидно. И немножко страшно оттого, насколько же ты хорошо меня знаешь, — пробормотал я, откладывая книгу в сторону. — Но ты права, это не мои стихи. Их написал Николай Михайлович Карамзин, который должен уже ждать в приёмной назначенную аудиенцию.
— В приёмной сейчас ожидает, когда же ты его примешь, один человек. Наверное, это и есть Карамзин, — мягко ответила Лиза. — Я боялась тебя побеспокоить, но твой Илья сказал, чтобы я проходила. Почему ты читаешь книги Карамзина, вместо того, чтобы пригласить уже Николая Михайловича и поговорить с ним?
— Потому что мне нужно понять для себя, кое-что очень важное, — ответил я жене, задумавшись. — Мне нужно понять, что важнее на данный момент: написание истории Российского государства, что не всегда правильно, но зато доступно и понятно абсолютно всем, или же развитие журналистики. Я сейчас сам себе того витязя на распутье напоминаю.
— Думаю, тебе лучше поговорить с Карамзиным, чтобы определиться, — Лиза улыбнулась.
— Ты права, нужно так и сделать, чтобы не мучиться сомнениями. И да, Николаю Михайловичу назначено на полдень, а время ещё и к половине двенадцатого не подошло. Он сам явился раньше срока, и кто виноват в том, что приходится ждать? А ты пришла меня навестить? — наконец спросил я, поднимаясь с дивана.
— Нет, не совсем, — она покачала головой. — Я хочу посетить Иоанно-Предтеченский монастырь.
— Зачем? — я невольно нахмурился.
— Чтобы помолиться, — серьёзно ответила Лиза. — Возможно, господь сжалится надо мной, и я всё-таки сумею подарить тебе сына.
— Лиза, — я подошёл к ней, обхватив за плечи. — Я понимаю твою потребность сделать хоть что-то, правда, понимаю. И даже не против, чтобы ты посетила какой-нибудь монастырь, если тебе от этого станет легче. Но, Лиза, почему именно этот?
— Мне посоветовала Мария Фёдоровна, — она посмотрела на меня немного испуганно.
— Ну конечно, можно было догадаться, — я встал и прошёлся по комнате. — У меня появляется всё чаще и чаще почти непреодолимое желание отправить матушку на богомолье именно в Иоанно-Предтеченский монастырь. Вот что, если ты меня подождёшь, то я, пожалуй, составлю тебе компанию.
— Саша, ты вовсе не должен…
— Я знаю, — нагнувшись, я поцеловал её в шею. — С другой стороны, это может быть даже поучительно. Полагаю, что компанию нам составят Сперанский, Макаров и Кочубей. Да, именно они. Ну и Зимин со своими гвардейцами.
— Я подожду в своих апартаментах, — Лиза встала, и я отступил на шаг, давая ей подняться. — Распоряжусь насчёт карет.