– Чемпионат «Кто наберет больше лайков» открыт? – спросил Гриша, зажав в зубах мягкое сахарное печенье с ванильно-сливочным кремом.

– Борьба не на жизнь, а на смерть! – прищурилась Вика и отняла у него пирожное.

– Я тогда за Сашку для равновесия проголосую, – сказал догнавший их Сеня. – Она, кстати, где? С нами не идет?

– Что значит «с нами»? – капризно спросила Вика. – Это мы с ней не пойдем.

Она посмотрела в телефон:

– О! Наше такси.

– Наверное, она с Леной и Костей едет. Ок. Я им напишу, – кивнул Сеня.

Набирая скорость, их такси поехало вдоль аллеи пустынного парка, по которому шла в наушниках Саша, неотрывно глядя в отражавший заветные лайки телефон.

Когда получившая Сенино сообщение Лена попыталась дозвониться ей, вместо голоса подруги она слышала только долгие, заунывные гудки.

У трамвайных остановок толпились люди. Под афишами на фасаде кинотеатра «Победа», чьи колонны и горельефы со сценами войны белели в желтом свете круглых фонарей, стояла группа ряженых. С постера в площадь вглядывался череп, сплетенный из ветвей голого дерева, нависшего над старым кладбищем с покосившимися каменными надгробиями охраняемых воронами могил.

Миль почти пробежала площадь, испугавшись компании пьяных зомби, вышедших из темной аллеи вдоль пустой детской площадки на свет.

– У-дю-дю-дю-дю! – прокричал ей вслед один из восставших мертвецов, и остальные, как койоты, подхватили его крик.

Страх, испытанный Миль в кофейне, вновь охватил ее. Видение мокрого снега расползлось у ее ног. Ветки с набухшими почками посыпались с черного неба, похожего на занавес детского театра, с которым она играла в детстве. И в свете фонаря вновь показалась девочка с зелеными бантиками. На сей раз в леопардовых шубе и шапке, с сумкой нотных тетрадей и школьным портфелем с нарисованным ежиком наперевес. Неторопливой походкой после долгих школьных уроков она шла навстречу высокой тени, очертания которой напоминали деревянных клоунов на резинке: дутая куртка и старая шапка-петушок.

В голове пронеслось: «Сейчас случится!» – и Анна Игоревна зажмурилась. Она развернулась и пошла, не оглядываясь, как Орфей в царстве Аида. Хеллоуин превратился не в день, а в неделю смерти. Миль хотелось, чтобы время царствования темных сил закончилось. Почему-то впервые за все годы изучения средневекового карнавала и готовых к жестокости во имя красоты игры трикстеров ей казалось, что толпа ряженых с горящими факелами, которым дозволено поджигать все на своем пути, грозно движется к безмятежному дому ее семьи.

Страх и саднящие видения отпустили ее у градирни за Крытым рынком. В городе любили презирать этот «недофонтан». Но среди рева воды и холодной мороси брызг Анна чувствовала себя в безопасности. Так же билась о песчаник река в низовьях Волги, где она выросла. И, когда под ногами в очередной раз виделся снег, она шла к воде: водопроводному крану в ванной, уличным фонтанам, набережной Космонавтов, – чтобы представить себя у красно-белого маяка на осыпающемся берегу реки детства, где тимофеевка, душистый колосок, овсяница и луговой мятлик пригибаются от набегов ветра, мечущегося над бегущей волной. А солнце светит только вдали, над песчаной грядой островов, откуда едут на подбрасываемой волнами прямоугольной железной лодке рыбаки. Вот и сейчас она опиралась о поблекшую голубую ограду градирни, а мысленно ждала, когда рыбаки победят волны и вернутся домой, к маяку.

Из восстановленного храма у градирни вышел бородатый священник, на ходу закутался в надетый поверх старой рясы пуховик. Батюшка бережно закрыл деревянную дверь с облупившейся коричневой краской, какие остались на старых дачах. Повернувшись спиной к улице, поклонился зданию, которое Миль помнила кафедрой микробиологии, вирусологии и иммунологии медицинского университета. И, идя по аллее, перекрестил приветствующих его бурными аплодисментами молодых людей в костюмах чертей вроде того, на котором кузнец Вакула летал за лабутенами екатерининской эпохи в чопорный Петербург. Черти бросились от священника врассыпную с криками, как от ладана. Зомби, напротив, отдали ему честь, выстроившись в шеренгу.

– Нехристи! – вздохнул батюшка. – Валите от святой обители, пока не проклял до седьмого колена.

Миль улыбнулась и вышла за ним по аллее на освещенный подвесными гирляндами, старинными фонарями и огромной светящейся тыквой в островерхой шляпе проспект.

Около одиннадцати часов ночи Миль тихонько открыла дверь квартиры и едва протиснулась в нее с упакованным в прозрачную коробку йогуртовым тортом, игрушками в виде всей семьи Дракулы и огромным плюшевым Желе.

Надевая на ходу черный парик и клыки Мейвис, она подкралась к двери спальни дочери и потянулась рукой к двери, когда оттуда, зябко кутаясь в шерстяную кофту, вышла строгая Арина Юрьевна.

– Я уснула в кресле, пока читала ей «Старинные французские сказки». Она очень ждала тебя. Но, как ты должна понимать, – она посмотрела на наручные часы, – уже спит.

Миль покорно спрятала мягкие игрушки в шкаф.

– Завтра ей подарю. Торт, – она подняла роскошную коробку, – будем есть, как Сонька всегда мечтала. Столовыми ложками.

– Твои подарки только расхлебывать. – Арина Юрьевна бросила на тумбочку телефон, на котором шла видеозапись ее лекции. – Ты о Соне подумала? Хотя кого я спрашиваю? Тебе же это несвойственно. Какой должна быть по этому поводу языковая шутка? Все человеческое было ей чуждо? Интересно, какой это игровой прием?

Анна бессильно опустилась на банкетку у входа:

– Трансформированный прецедентный текст.

Анастасия Корсарова в мужской шотландской пижаме и вышитых тапках-валенках пила какао на уютной, оформленной в стиле хоббитской норы кухне. В отличие от ее публичного образа, в этом интерьере не было и намека на эпатаж. Все было связано, сшито или вышито Настей.

Даже ноутбук был заботливо укутан в наклейки с героями фильмов «Хоббит» и «Властелин колец». На его экране шла трансляция лекции Анны Миль в Coffee 3.

– Ну надо же! – прошептала Настя и начала писать пост для блога в соцсетях:

«Помните момент из “Реальной любви”, где журналист хвалит премьер-министра за то, что он почти разбудил всеобщий патриотизм? Я сейчас в том же настроении. Даже лучше! Всегда приятно, когда маньяка, убивающего девушек, умыла женщина! Girl power! Аллилуйя! Остряк, берегись!»

Брадвин сидел перед блюдом вареных раков, кружкой ледяного пива и блюдцем с посыпанным укропом сливочно-чесночным соусом. Обычно его радовали такие сюрпризы от жены. Но после сегодняшней конференции и видео с выступлением Анны Миль из кофейни, которое ему сбросили пять воодушевленных полицейских его отдела, он не чувствовал ни вкуса, ни запаха любимой еды.

Глядя на женщину, которая бесстрашно бросала вызов терроризировавшему его город маньяку, он начинал думать, что противостояние полиции и этого мерзавца должно было завершиться здесь, на этой арене. И будет глупо дать Остряку этого избежать.

Остряк смотрел ту же запись, проходя по двадцатой ссылке на нее, а количество репостов продолжало расти. Его взгляд ловил взгляды тех, кто смеялся над ним. Уши слышали их голоса и