от влажного ветра. Лавируя между лужами, по размеру напоминающими мини-озера, я устремилась к ближайшему киоску со стеклянной витриной. Глаза как глаза. Обычные, серо-голубые. Разве что слишком бледные на фоне черной подводки. Я невольно дотронулась до стекла кончиками пальцев. С той стороны витрины к стеклу жались розовые бутоны, мелкие и чахлые. Деньрожденный букет из таких вряд ли получится – но он точно лучше, чем ничего.

По крайней мере, если планируешь заявиться без предупреждения. И попросить запасной телефон.

* * *

Розы были нежно-лиловые, как кабриолет Барби из детства. На мой вкус они отдавали милотой и наивностью, но маме наверняка понравятся. Ей вообще нравилось все милое.

В маленьком квадратном зеркальце на стене лифта отражалось мое безрадостное лицо. Волосы растрепались от ветра, и я убрала их за уши, напомнив самой себе школьницу. Надо хотя бы улыбнуться – иначе не отвертеться от вопросов.

– Ой, доченька, какие красивые! – воскликнула мама, когда двери лифта разъехались.

– Привет. Отлично выглядишь.

Мама и правда принарядилась: джинсы сменила на офисную юбку, тапочки – на черные туфли с квадратным мысом. В ушах поблескивали бабушкины бриллианты, волосы сияли насыщенным каштановым оттенком.

– А ты похудела как. Совсем ничего не ешь? Вот что значит одной жить! Некому тебе там готовить…

– С днем рождения! – Я протянула ей букет.

– Спасибо, Верочка. Ты проходи, проходи, – засуетилась мама. – Я уже стол накрыла… Не звонила с утра, думаю, приедешь, не приедешь. Может, вообще о матери забыла…

Я слабо улыбнулась. Удивительно, что Хельга в свое время выбрала меня. Вот же идеальный кандидат. Словами мама могла бы убивать не хуже, чем я – холодом.

«Умм! – требовательно послышалось из квартиры. – Умм!»

Я прибавила шагу. У двери расхаживал, нетерпеливо дергая хвостом, темно-рыжий кот. За последние два года он заметно округлился в боках, раздобрел. Но одновременно движения его замедлились, желтые глаза потускнели.

Я опустилась на корточки, протянула обе руки ладонями вверх. Узнает?

– Прости, старый скряга. Я ничего тебе не принесла, – прошептала я, тихонько наблюдая, как Наум обнюхивает мои пальцы.

Издав смешной звук, похожий на чихание, он потерся мордой о ладонь, хрюкнул и вальяжно прошествовал в глубь квартиры. Облезлый хвост двигался словно бы отдельно от неповоротливого тела.

– Видишь, и Барсик тебе рад, – проворковала мама. – Проходи, мой руки.

Я с облегчением поднялась и стала разматывать шарф. Два года назад кот так же встречал меня на пороге, недовольно, по-дедовски ворча. Только тогда рядом с ним стоял Лестер.

Я зажмурилась. Ну, ты нашла время.

– Ты чего? Плачешь? – Мама стояла передо мной, внимательно заглядывая в глаза сквозь толстые стекла очков.

Я натянула улыбку:

– Нет, конечно. Пойду мыть руки.

Кухня выглядела такой же захламленной, какой я ее помнила: на всех горизонтальных поверхностях высились пыльные коробки, стопки из пакетиков, сложенных вчетверо салфеток и бог знает чего еще. Наверняка где-то хранился и пакет с пакетами, но спрашивать я не рискнула. Уселась за стол с шатающимися ножками и оттянула ворот водолазки. На кухне было душно – видно, мама готовила с самого утра.

На белой скатерти передо мной красовались тарелки с трогательными голубыми цветочками, в центре – несколько украшенных зеленью салатов и блюдо с тремя видами тонко нарезанного хлеба.

– Кто-то еще придет? – уточнила я.

Мама вытерла руки о вафельное полотенце и горестно вздохнула:

– Да кто ко мне еще придет? Только ты у меня осталась. Папа твой, сама знаешь, променял меня на свою шлюху. Родители, царство им небесное…

– А на работе как? – быстро спросила я.

– Да как? Черт-те что, коллектив потихоньку выживают. Гонят нас, понимаешь, натурально гонят перед пенсией. А куда мы пойдем? Сейчас везде берут только молодых, они умеют пользоваться этими программами, компьютерами… Вера, ты бери салатик, свеженький, только вчера сделала. Накладывай. По новому рецепту, облегченный, курочка вместо колбасы. Вот и Матильду Владленовну мою не сегодня завтра уволят. Представляешь? Она месяц на больничном, как можно человека в таком положении…

– Что с ней случилось? – осторожно поинтересовалась я, наполняя тарелку.

– Собака! – Мама села напротив. – У нее умерла собака. Пока похороны, траур. Ну как, вкусно? Добавить майонеза? Ты мне сразу скажи, не стесняйся. Я что-то не догадалась достать. Сейчас…

– Все отлично, спасибо.

– Может, шампанского? Открыть, правда, некому. Подумать только – дожила: некому дома шампанское открыть. Помнишь, как папа всегда открывал? – грустно добавила она.

Я еле сдержалась, чтобы не сказать: «Он же не умер!»

– Давай я открою.

Я встала.

– Не надо, не надо, – замахала мама испуганно руками. – Еще пробка улетит куда-нибудь!

– Да я умею.

«Поживи одна на кладбище, еще не такому научишься», – мысленно добавила я. Отодвинула ящик, где, по моим воспоминаниям, лежали кухонные полотенца.

– Вера, оставь, я тебя прошу!

– Да это одна секунда!

– Не надо.

– Где у тебя полотенца?

– Не надо, Вера. – Из испуганной мама сделалась страшно недовольной. – Сядь. Расскажи лучше, как у тебя с личной жизнью. Кто-то есть на горизонте? Сережа так и не объявлялся? – Я запнулась на полпути к столу. Сережей мама когда-то звала Лестера. – Не позвонил сегодня, представляешь? Хотя вообще-то он давно уже не звонит. А такой галантный был… Приятный. Вежливый. Всегда спрашивал, как я себя чувствую.

Я втянула воздух. Ощущение было такое, будто кто-то воткнул вилку в районе груди.

– Ну ты ешь, ешь. А то худая стала, как я не знаю кто. Давай картошечку положу, пока горячая.

– Угу.

Я без сил опустилась на стул. А мама, наоборот, вскочила, нацелившись на большую эмалированную кастрюлю на плите. Я добавила на тарелку салат, хотя знала, что не проглочу ни кусочка.

– Не писал тебе? Интересно, куда он делся? – Мама замерла у плиты. – А тот участковый, помнишь? Который как-то…

– Я работу нашла! – выпалила я, изо всех сил стараясь придать голосу беззаботность. – В интернете. Кстати, у тебя нет запасного…

– Это что, по камере? – недоверчиво переспросила мама. – Тебя теперь все узнавать будут?

– Нет, нет, я рекламу настраиваю. Для сайтов. Так вот, у тебя нет…

– Но это же несерьезно, Вера! Это ненастоящая работа!

Я принялась отсчитывать про себя вздохи. Один. Два. Интересно, где Наум? Три…

– Лучше скажи мне, когда снова будешь сдавать ЕГЭ. – Мама зачерпнула половником из кастрюли картофелины и быстро понесла к столу.

– Хм… Не скоро.

Картофелины с глухим стуком шлепнулись на тарелку.

– В смысле не в этом году? – Мама подняла подведенные карандашом брови.

– В смысле никогда.

* * *

Я вылетела из подъезда, на ходу завязывая пояс пальто и обещая себе никогда не обсуждать с мамой работу, учебу и планы на будущее. В