– Ты знаешь, что в нашей роте много земляков-нижегородцев. Я уже не говорю за весь батальон. Практически все районы области имеют своих представителей.

Воронин пристально посмотрел на меня, стараясь понять, к чему я клоню.

– Ну и что дальше?

– А то, что в каждом районе есть своя газета. И если мы напишем в редакции письма и расскажем, как служат и бьют врага их земляки, а потом получим от них ответы, то представляешь, какой сюрприз получится? Завяжем переписку с коллективами колхозов, заводов, фабрик, где работали до войны наши ребята, а если наши письма напечатают, родные наших товарищей только порадуются. Все-таки весточка с фронта. Ну, как?

– Неплохо, но у меня есть несколько вопросов. Первый. Сколько надо писать писем? Десять? Пятнадцать?

– Сколько районов, столько будет и писем.

– Второй вопрос. Ты упомянул об адресах. А где мы их возьмем?

– Пусть каждый из наших товарищей вначале сам напишет письмо домой, попросит, чтобы его родные узнали адреса и сообщили их нам.

– А что, если редакция сменила адрес. Допустим, переехала в другой город или хотя бы в другой район города?

– Я считаю, что это не существенно. Выяснить всегда можно. Что ты предлагаешь?

– Я еще не знаю. Надо подумать.

И, тем не менее, через три дня письма были отправлены. Оставалось только ждать ответов.

XХХIII. Конец «Мотри»

На календаре среда, 27 декабря 1944 года. Через четыре дня Новый год. Как правило, накануне этого праздника люди по традиции подводят итоги уходящего года. Сегодня по расписанию – день противохимической защиты или, как мы его называли «химдень», «химдым». А так как в любой момент могли объявить сигнал учебной тревоги, мы с подъема ходили с противогазами на боку: и в столовую, и на занятия, и в туалет.

Мы с Володей Ворониным сидели в классе и вспоминали, каким он был для нас, этот уходящий год. Из всех последних он, пожалуй, был самым «урожайным» на события, которых было столько, что в обычной, мирной жизни их хватило бы с лихвой года на три-четыре. Видимо, не зря на фронте один день идет за три.

1944-й год мы встречали в Смоленске, а утром 1 января были уже в пути на Северный Кавказ. Интересно, как пройдет встреча 45-го, и что нового он нам принесет?

…Нашу беседу прервал сигнал тревоги. Звучит банально, но любой сигнал тревоги каждый раз, всегда являлся для нас неожиданным.

Вместе с нами в классе сидели свободные от службы бойцы, коротавшие там свободное время. Одни писали письма, другие читали книги, третьи играли в шахматы, четвертые просто разговаривали, как мы с Володей. Услышав неприятный зуммер, они вскочили из-за столов, побросали свои дела и выскочили в коридор.

– Что случилось? Почему тревога?

Но дежурный только пожимал плечами:

– Не знаю, кажется, опять какая-то банда объявилась в наших краях!

Стало ясно: тревога не химическая.

За период с 16 по 28 декабря личный состав батальона 8 раз выезжал на боевые операции. И ни одна из них не обходилась без боестолкновений. В последние месяцы активность бандеровцев значительно возросла и напоминала агонию смертельно раненого зверя, который, чувствуя свою близкую гибель, и сознавая, что серьезного вреда окружающим он уже принести не может, тем не менее, огрызался, рычал и даже пытался укусить тех, кто наиболее близко к нему подходил. Но наш враг был еще достаточно силен, и его борьбу на данном этапе времени нельзя было назвать безопасной. Напротив, он бросал в бой все новые и новые силы, находя неиспользованные ранее резервы, нанося удары по нашим наиболее уязвимым местам.

А вывод о приближающейся агонии можно было сделать хотя бы по тому факту, что в боевых порядках оуновцев все чаще встречались высокопоставленные представители Центрального провода, что раньше считалось крайней редкостью.

Итак, 27 декабря в батальоне объявили очередную боевую тревогу. Поводом, действительно, послужило появление в окрестностях банды. Ее численность была небольшой, и казалось, не стоило было поднимать из-за нее большого шума, однако причина для беспокойства и столь пристального внимания к ней была…

Сводный отряд (182 чел.) под командованием командира нашего батальона капитана Фимушкина Петра Сергеевича производил проческу лесного массива в окрестностях села Васловцы (Васлововцы) Садогурского района Черновицкой области. В состав отряда входила и 2-я стрелковая рота, которой командовал лейтенант Боев Михаил Васильевич (через два месяца он был назначен помощником командира батальона по боевой подготовке).

Разведчики доложили Боеву, что в селе обнаружена небольшая группа вооруженных людей. Боев вначале хотел просто уничтожить их огнем из пулемета, но потом обратил внимание, что приказы бандитам отдает… женщина. Это вызвало профессиональный интерес у командира роты. Не часто встречалось, чтобы бандой командовала женщина. Боев доложил об этом капитану Фимушкину и получил приказ взять главаря, а точнее бандершу, живой.

Завязался бой, который продлился несколько часов. Бандиты отчаянно сопротивлялись. Даже значительное численное превосходство наших бойцов не обратило оуновцев в бегство. На стороне противника были хорошо укрепленные позиции и основательный запас боеприпасов, на нашей – численный перевес и горячее желание уничтожить врага. К месту боя были стянуты большие силы батальона: еще одна стрелковая рота, спецподразделения (в том числе два взвода минометной роты).

Находившийся у нас оперативник высказал предположение, что мы столкнулись не просто с рядовой бандой, со штабным подразделением какого-то куреня.

Один за другим падали под метким огнем наших бойцов бандиты. И когда бой завершился, капитан Фимушкин был поражен его результатами. Предположения его оказались верными – нам противостоял т.н. штаб, возглавляемый руководителем «Центрального провода» ОУН Буковины48 «Мотрей»49.

В ходе боя было уничтожено 9 бандитов, 5 захвачены в плен, в том числе сама «Мотря» и старший инструктор боевой подготовки сотни «Крука» – Шпанюк, который незадолго до этого был назначен командованием УПА сотенным во вновь образованный курень.

О том, что убитые и пленные являлись весьма значительными фигурами в националистической организации, говорил тот факт, что на их кителях красовались знаки «Земля и кровь», которыми бандиты награждались за большой вклад в дело борьбы с «москалями». А сама «Мотря» В апреле 1945 была награждена ГВШ Бронзовым Крестом за заслуги в национально-освободительной борьбе против оккупантов.

В ходе боя «Мотря», видя, что ей не уйти живой, попыталась покончить жизнь самоубийством, выстрелив себе в голову из пистолета, но она только тяжело ранила себя в голову. Видимо, в последний момент рука бандерши дрогнула и выстрел оказался неудачным. В тяжелом состоянии ее доставили в Черновицкую поликлинику.

К сожалению, не обошлось без потерь и с нашей стороны. Погибли мл. сержант Вырвин Н. Л. и красноармеец Ефимов М. И.

Захват «Мотри» явился первым крупным ударом по оуновской организации Буковины, которая вначале лишилась одного своего руководителя, а чуть позже – и многих других.

Среди захваченных вместе с «Мотрей» бандитов в плен оперативники опознали «Шпанюка» – одного из руководителей УПА «Буковина» по фамилии Гайдук Мирослав Иванович, полковника УПА по кличке «Федор»50. А среди убитых в этой же операции бандитов опознан труп начальника штаба УПА «Буковина» «Степана». Пленных сразу же передали в руки сотрудников местных органов госбезопасности.

После оказания первой помощи раненую «Мотрю» перевели для лечения в районную больницу, где она постоянно находилась под охраной оперативных работников. Но едва она пришла в себя, как вновь предприняла попытку самоубийства, пытаясь пальцем вскрыть себе рану на голове. Бандершу пришлось крепко связать.

«Мотрю» пытались допросить, но она от дачи показаний категорически отказалась. Зато Гайдук активно стал сотрудничать и весьма охотно давал показания, но при этом старался не выдать структуры самой Буковинской организации. Он охарактеризовал «Мотрю», как человека, который никогда не даст нужных сведений, касающихся ОУН и УПА на Буковине. По его словам, уже сам факт двойной попытки самоубийства говорил о твердости ее духа и силе характера.

И тогда сотрудники органов госбезопасности решили