Шрифт:
Закладка:
«...Ты стал настоящим мужчиной, Влад. Это наша маленькая тайна, и мы будем ее хранить, ведь так?..»
Не стал, Энджи. Настоящий мужик умеет не только трахаться.
Князь причмокивает и что-то бормочет во сне, соседи за хлипкой стеной смотрят фильм с погонями и мордобоем, и на меня вдруг снисходит божественное озарение: да, я не смогу стать для Эрики никем, кроме придурка-одногруппника, но попробую сделать так, чтобы она научилась справляться со всем сама.
Замысел Кнопки разгадан: мы с Эрикой — как мастер кунг-фу и его способный ученик из старых гонконгских боевиков. Я наставляю и прикрываю ее, и она становится сильнее. Меня радуют ее успехи. Но в условленный срок я должен буду ее отпустить.
***
Натянув на башку верную шапочку, прячу кулаки в карманы ветровки и, как влюбленный дурачок, топчусь возле подъезда Эрики под мерзким холодным дождем. Она с достоинством королевы показывается из-за двери, и я робею — не срабатывает даже моя голубая, правда, изрядно разбавленная нормальной, кровь.
Подкрадываюсь к Эрике со спины, выдергиваю из рюкзака зонт и эффектно раскрываю над ней, она резко оглядывается, и ее на миг побледневшее лицо озаряется счастливой улыбкой.
Я и сам, как ненормальный, рад встрече.
— Доброе утро! Как ты? Как поживает тату? — широко скалюсь, и Эрика трогательно краснеет:
— Тату и я в порядке. Я бы показала его тебе, но...
— Слишком хорошо воспитана, — с трудом усмиряю разыгравшееся воображение, но тут же пьянею от аромата ее духов.
— Нет, Болховский, — отбривает меня Эрика. — Просто боюсь, что ты умрешь от зависти.
***
По традиции, группа встречает нас гробовым молчанием, впрочем, виной тому не всеобщее презрение, а глубочайший шок и ступор присутствующих.
Девчонки застывают с открытыми ртами, у прыщавых ботаников запотевают очки, слышны только шумные вздохи отчаяния и натужный гул люменов под потолком.
Макар, вальяжно развалившийся за второй партой, вдруг подбирается и взглядом потерянного щенка пялится на Эрику, но, нарвавшись на мою отмороженную ухмылку, резко сникает. Дуболом читается, как открытая книга. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: он впечатлен ее преображением и опять готов подвалить, но как огня боится меня.
— Вы что, встр-речаетесь? — Варвара, прокашлявшись, озвучивает назревший в коллективе вопрос, и я брякаю:
— Мы ждем тройню и готовимся к свадьбе.
Глаза старосты округляются, Эрика, опешив, падает на свой стул, прикрывает ладошкой рот и тихонько смеется. Нас со стопроцентной вероятностью накроет волна новых слухов, но ради ее улыбки я готов нести любые репутационные издержки. Хотя признаю — дурацкая фраза предназначалась для ушей Макара.
***
После пар Эрика забирает рюкзак и пальто и, загадочно подмигнув, уплывает по тускло освещенному коридору. Схватив свои пожитки, я подрываюсь за ней.
— Эрика, подожди! Какие планы на сегодня? — нагоняю ее только в холле, придерживаю тяжелую дверь и улавливаю легкую панику от того, что она, возможно, передумала. К счастью, Эрика не собирается нарушать наш уговор и хитро прищуривается:
— Продолжим операцию «очень плохая девчонка». Загибай пальцы. Я еще не пила водку и не попадала в полицию...
Я знатно офигеваю от ее незамутненных желаний и не могу сдержать истерический смешок.
«Какая прелесть, моя девочка. Я как раз алкаш со стажем, и в ОВД давно как родной...»
— Курить — отстойно, тату у меня уже есть... — перечисляет Эрика. — Что там еще осталось?
— Заброшки? — услужливо подсказываю, и она решительно кивает:
— Да! Организуешь экскурсию?
***
Глава 26. Влад
Дождь прекратился, но теплее не стало — ветер рассвирепел и мечется по скверу, налетая на прохожих и обдавая лица ледяным дыханием скорой зимы. Эрика изящно набрасывает капюшон и на все пуговицы застегивает пальто, а я кутаюсь в черную мешковатую ветровку и до ушей натягиваю шапочку.
Ощупываю Эрику быстрыми цепкими взглядами, но она и не думает вешаться на меня — видимо, я теряю сноровку, или же у нее имеется иммунитет к моим отравленным флюидам.
Поторговавшись с собой, зазывно отставляю локоть, и девчонка осторожно и невесомо его обхватывает.
— В Москве, недалеко от моего дома, много лет стояла легендарная заброшка — недостроенная больница, обросшая шлейфом городских легенд и реальных трагедий. Каждый уважающий себя ученик нашей школы туда залезал, в детстве я тоже мечтала там потусоваться. Нужно было доказать себе, что я смелая и не хуже других ребят. Но... так и не вышло. Ее эпично снесли, и мои грандиозные планы похоронил слой бетонной пыли. Она до сих пор снится мне в полусчастливых-полукошмарных снах. Надо закрыть гештальт.
— Неужто ХЗБ? Дэн бывал там несколько раз, даже снимал видосы. Я тоже грезил вылазкой туда, и тоже мимо, — совпадение по-настоящему меня веселит. — У нас нет таких монументальных объектов, но, так и быть — атмосферное местечко я для тебя найду.
Мы ныряем в подошедший автобус и, повиснув на поручнях, играем в гляделки — Эрика, не моргая, сканирует меня, будто я — сказочное существо или неизвестная науке форма жизни, а я погружаюсь в ее синий космос, теряю контроль над мыслями и едва не пропускаю нужную остановку.
Историческая часть быстро сменяется промзоной — нагромождением давно умерших строений, отделенных от цивилизации бетонным забором. Острая, болезненная тоска скручивает нутро — отсюда я почти каждый вечер держал путь к «Черному квадрату» и был уверен, что наша компания не распадется никогда...
Сейчас они даже не обновляют страницу, а под моим последним постом в геометрической прогрессии множится хейт.
Вываливаюсь из средней двери, подаю Эрике руку, но она реагирует на жест с промедлением в доли секунды. Бытовые, будничные проявления заботы ей явно в новинку, и я опять озадачен — неужели этот шрам покалечил ее и ментально?
«Никто не умрет девственником — реальность всех поимеет»
— Интересно, чьи это художества? — Эрика медленно проходится вдоль изъеденных ветром и временем стен и гладит пыльные черные буквы. — Я уже видела их. Задевают за живое.
Отвожу глаза и не признаюсь, что это я маялся дурью и, от непреходящей скорби, исступленно спорил с пустотой. Естественно, мне никто не ответил. Ни одна живая душа, кроме Князя, еще не видела меня в раздрае.
Матрица дала сбой, я впервые тут не один.
Над поредевшими кустами