Шрифт:
Закладка:
— Эффект почти достигнут. Осталось самое главное! — он легонько похлопывает по дивану, приглашая меня сесть рядом, тянется к верхней полке стеклянного столика и торжественно вручает мне планшет. — Детка, выбирай!
— Ты серьезно?
Покорно опускаюсь возле него, потому что... колени подкашиваются. Кажется, пора бы уже привыкнуть, что все шуточки Влада оборачиваются чистейшей, немилосердной, кошмарной правдой... Он шарит по мне потемневшими горящими глазами и дьявольски улыбается — пускает в ход чары, откровенно издевается и берет на слабо.
«Тату набивают только дешевки!» — через губу гнусит Костя, некстати возникший на задворках сознания, и я закипаю от гнева.
На самом деле он до чертиков боялся боли. Его же стараниями физической болью меня уже не испугать.
Влад выжидает, я отчетливо слышу его учащенное дыхание, и в солнечном сплетении взрывается волна тепла. Азарт бьется под ребрами, шумит в ушах и покалывает кончики пальцев.
— Раз так... Давай-ка его сюда! — Я забираю планшет, пропускаю несколько эскизов и натыкаюсь на легкомысленную, щедро приправленную звездочками и сердечками надпись «b*tch».
— Эрика, нет. Это даже для меня было бы слишком! — Влад приходит в ужас, но эксперимент окончательно вышел из-под его контроля, и мальчику стоит это признать.
Поигрываю бровями и цежу сквозь зубы:
— Да, Влад.
— Хотя... — он тут же идет на попятную, с видом знатока рассматривает трэшовую татушку и из последних сил сдерживает хохот. — Вайб гламурных нулевых... На твоей шикарной груди... В этом определенно что-то есть!
Мы стукаемся кулаками, и я решительно направляюсь в зал с вывеской «Тattoo». Я собираюсь сотворить самую большую глупость в жизни, и завтра обязательно пожалею об этом, но прямо сейчас готова во все воронье горло заорать от ликования.
***
Глава 25. Влад
В рассохшейся форточке дребезжит треснутое стекло, от храпа Князя дрожат стаканы в пыльном серванте и мои расшатанные нервы. Сегодня в груди разжалась до предела взведенная пружина, и я истратил весь накопленный за последние недели адреналин.
Уставившись в черный потолок с отсветами уличных фонарей, пытаюсь проанализировать происходящее и сам себя не узнаю.
Я махал кулаками, злился, ржал в голос, заступился за замороженную одинокую девчонку и подбил ее сделать тату, а еще — ходил за ней как привязанный, всячески угождал и без стеснения любовался ею. Я творил дичь и совершал гребаные подвиги только для того, чтобы растормошить ее и развеселить...
Самое время остановиться, оглядеться и отмотать назад.
Накрываю лицо ладонями, ожесточенно тру виски и обжигаюсь о мысль что... кажется, схожу с ума. Князь вон тоже, когда чересчур воодушевлен, начинает гонять чертей.
За ужином я даже спросил у деда, чем он цеплял своих многочисленных подружек, и тот, стерев скупую мужскую слезу и высморкавшись в салфетку, изрек, что в основе любви должна быть искренность.
— Сашка тоже покорил твою маму искренностью, Влад... Хорошая была пара!
Что и требовалось доказать. Такая роскошь, как отношения, мне не по зубам.
Пока он окончательно не расклеился и не поплыл по бурным волнам своей памяти, я свалил за шкаф и растянулся на диване.
Не помню, когда в последний раз вылезал из зоны комфорта и хотя бы пальцем шевелил ради блага ближних.
Нет, я старался помогать Князю и... Энджи частенько нуждалась во мне, но эти двое — моя ненормальная семейка. Зато проблемы других людей, даже Кнопки, всегда ввергали в уныние и апатию.
В моей жизни предостаточно дерьма. Я не могу позволить себе быть во что-то вовлеченным.
«Очнись, Влад... Что тобой движет? Просьба мертвой девочки, услышанная в пьяном горячечном бреду?.. Или взгляд синих, наполненных болью и страхом глаз, пролезший прямиком в душу?
А может, у тебя все же внезапно и стремительно уехала крыша?..»
Эрика боялась быть разоблаченной, но выстояла в первом неравном бою, я помог ей, чем мог, и теперь... до паники боюсь продолжения. Я боюсь ее. И боюсь себя.
И потому, когда она объявила, что через неделю освободит меня от данного по глупости слова, я возрадовался, как последняя скотина.
Пока я чилил на мягком диванчике и ждал чудесного преображения Эрики, Анжела, будто углядев неладное в хрустальный шар, появилась в сети и принялась выносить мне мозги:
«Скучаю, очень. Ты нормально питаешься? Или только пьешь с этим отбросом?»
«Я тоже. Нормально. Он не отброс», — поморщившись, быстро ответил я, и тут же пожалел о содеянном — Энджи накрыла жесточайшая паранойя:
«Как смешно. Радуешься моему отсутствию, шакал?»
«Да о чем ты, я рыдаю в подушку и считаю минуты до встречи».
«Ты с девочками? Ублажаешь их и рассказываешь обо мне гадости, а они тебя утешают, да?»
Вообще-то, меня до чертиков пугает чутье Энджи на мои похождения. Она билась в истерике каждый раз, когда я гулял с Ульяной или тусовался с Кнопкой, даже если по официальной версии находился в школе.
«Энджи, проспись. Не понимаю, о чем ты, мне сейчас слегка некогда», — я нажал на значок отключения, однако сообщение, присланное вдогонку, успел прочитать.
«Влад, не забывай: мне известно, на что способен твой поганый язык. Мне очень хорошо это известно!»
Так и есть: подписав договор с поставщиками, она вернулась в гостиницу и накидалась до скотского состояния. Ей скучно, и в ход пошли необоснованные претензии и грязные намеки.
Я чуть не взвыл от стыда, лютой безысходности и бессилия, но в последний момент зацепился за улыбку Эрики и залип на ее новый, сияющий и до остановки дыхания прекрасный образ.
«Разорванный поводок дает свободу...»
Девочка, это всего лишь крутая фраза. Но верь в нее, пока можешь верить. Я тоже недолго подышу чистым воздухом рядом с тобой...
По приезде Энджи обязательно проверит записи с камер в салоне, и меня ожидает грандиозная разборка с истерикой и заламыванием рук, но формально я чист перед ней: я не собираюсь никуда уходить. Ценой своей собственной совести я смогу ее успокоить, но сверкающая новыми гранями красота Эрики и ее горящие восторгом глаза стоят любой экзекуции.
Я вызвал к салону такси, помог Эрике донести пакеты, усадил ее на заднее сиденье и помахал ручкой вслед. Я прощался с яркой и дерзкой столичной штучкой, а не с бледным оглушенным существом из спортзала, и испытывал гордость, раздирающую сердце.
Мне всего-то нужно было
