Шрифт:
Закладка:
Неудивительно, что в нашу первую встречу мне стало жутко. Я и тогда ощущала колоссальное давление чуждого сознания, но не могла в полной мере оценить, с чем столкнулась. А сейчас – кое-как разглядела и даже поневоле начала испытывать признательность к этому монстру за то, что он даёт себе труд оставаться в более-менее антропоморфной оболочке. Всё же гораздо комфортнее беседовать с кем-то, глядя в глаза, пусть и жуткие, белёсые, а не пытаясь охватить вниманием участок пространства метров сорок в диаметре, где, подобно газовому облаку, рассеяно сознание.
А если постараться и сконцентрироваться на визуальном образе, то можно даже поверить, что перед тобой обычный человек. Просто очень сильный псионик… то есть маг. И тогда получится сделать несколько очень сложных шагов и сесть напротив него, как ни в чём не бывало.
– Надо же, подросла, – одобрительно усмехнулся Эфанга и одним движением ободрал зубами мясо с полуметровой кости – так же непринуждённо, как кузина Лоран слизывала облако сливок с крошечной, на один глоток, порции кофе, увлёкшись книжкой. – Ну, бери, не стесняйся.
Я со здравым сомнением оглядела изобильный стол – особенно впечатлял какой-то полутораметровый глубоководный монстр с выпученными глазами и с чешуёй, зажаренный целиком в каменном тазу… или в ванне? – и поняла, что даже из вежливости не сумею проглотить ни кусочка.
– Благодарю, мастер Эфанга, – почтительно произнесла я и поспешила вытащить из-за пояса свиток в тубусе. – Мне сказали, что это принадлежит вам.
Эфанга отложил кость и потёр руки друг о друга – жир и грязь скатались, как одноразовые медицинские перчатки, обнажая загрубевшую, но безупречно чистую кожу. Целых полминуты он меня утюжил взглядом, спасибо, что хотя бы в голову не лез. И лишь затем перегнулся через жареного монстра и забрал свиток.
– Сама-то читала? – осведомился мастер, распечатав тубус и мельком посмотрев внутрь.
– К сожалению, нет, – честно ответила я. – Даже если бы захотела, то не смогла бы. Письменной речью я владею пока недостаточно хорошо, на уровне самых простых учебных свитков.
Эфанга сграбастал с ближайшей тарелки здоровенный, с кулак, синий фрукт в остро пахнущем сиропе – и заглотил разом, только и хлюпнула пропечённая мякоть. Взгляда он с меня не сводил, и светло-голубые, немного мутные глаза казались выточенными из многовекового льда.
…Однажды утром проснувшись, В лютую полночь, когда увязает взгляд в непроглядном небе, Под солнцем в зените, тепло пожирающим с жадностью старых хокорнов, Проснувшись в закате немом – Поймёшь обнажившимся сердцем, Что смерти Нет. И станет больше одной каплей росы На ладонях мира.
– Что?.. – выдохнула я. Пульс так бился в висках, что казалось – вот-вот, и голова лопнет. – Что вы сейчас?..
Глаза у Эфанги меняли цвет как зеркало, в котором попеременно отражались рассвет над морем, полдень в пустыне, полночь в горах и закат над северными лесами. И то, что мне позволено было увидеть и услышать, превращалось в обещание: ты тоже сможешь так, я научу.
Шрах, начинаю понимать, как он переманивал чужих учеников!
– Это всего лишь стихи, Трикси Бланш, – наконец заговорил мастер Эфанга. Наваждение почти рассеялось; радужки вновь стали серо-голубыми, грязноватыми. – Старые стихи полагалось декламировать, не размыкая уст, и поэтому многое зависело от того, кто читает. И лучшие поэты были сильнейшими магами… Давно, очень давно, когда один юный восторженный мастер откликался на глупое прозвище – Орочи, а обращался к ученикам только на «кан». А я тогда был слишком мал, чтобы учиться чему-либо, но изредка приходил послушать стихи.
Эфанга замолчал. И на какую-то долю секунды я захотела, чтобы он продолжил рассказ – любой ценой, но почти сразу задавила это желание на корню. Разум тренированного эмпата тем и хорош, что опасные порывы не успевают толком оформиться. А мне сейчас нельзя было давать слабину – я ведь пришла договориться с мастером на своих условиях, а не позволить ему убедить меня.
– Спа… Мне очень… Благодарю за оказанную честь. – Выдать связанную фразу получилось со второй попытки, улыбнуться – с третьей, но к тому времени я была уже практически спокойна. До радостной безмятежности Лао далековато, но для деловой беседы с чудовищем сойдёт. – Я не ценитель поэзии, но эти строки произвели на меня неизгладимое впечатление, верней, то, как они были произнесены. Боюсь, мне придётся осмысливать опыт несколько лет, прежде чем я отважусь услышать другие стихи.
Вот так – правда, правда и ничего, кроме правды. И жирный намёк на то, что в ближайшее время я не собираюсь принимать никакие предложения со стороны, даже самые соблазнительные.
Эфанга явно расшифровал знаки правильно – и отнюдь не обрадовался. Воздух точно сгустился.
– Бросай Ригуми Шаа и переходи ко мне. Не только читать научишься, но и узнаешь о себе кое-что любопытное.
Язык разом присох к нёбу.
Вот этих слов я и боялась с самого начала… Что ж, придётся и дальше говорить правду – и надеяться, что меня за неё не прибьют. Ни на месте, ни чуть погодя.
– Спасибо за щедрое предложение, но вынуждена оказаться.
Пространство вокруг ощутимо помрачнело. В буквальном смысле темнее не стало, разумеется, но разглядеть, что творится в дальних углах, уже не выходило – так, словно они вообще исчезли.
– И кто же тебя вынуждает? – хрипло поинтересовался мастер.
Вдох-выдох, Трикси. Логика, рациональность и… и… что же там было третье?
– Вы ведь знаете, что это всего лишь формулировка, – улыбнулась я, стараясь не показывать зубов, в то время как меня так и подмывало оскалиться в стиле Тейта – просто от страха. – Мой мастер – Ригуми Шаа. Я хочу учиться у него, это мой выбор, осмысленный и разумный… идущий от всего сердца, – вырвалось вдруг.
Я запоздало прикусила язык – и внезапно осознала со всей ясностью, что именно последние слова и были той сокровенной правдой. И от этого знания стало легко и совсем не страшно, потому что теперь я знала: даже если Эфанга сейчас разгневается и смешает меня с песком внизу, делая его ещё более красным, ничего не изменится.
Ригуми Шаа – мой мастер, мой наставник, потому что его выбрало моё глупое сердце; это почти как любовь, но немного по-другому. Ни с кем иным так не получится, будь он хоть в сто раз сильнее и
