Шрифт:
Закладка:
– Я не буду копаться в этих вонючих коробках, – раздраженно фыркает Лера, разрушая волшебство. Ее нос брезгливо морщится, а ноздри раздуваются, будто учуяли неприятный запах. – Что за идиотизм! Почему мы вообще должны заниматься этим? Никогда ничего глупее не слышала.
– Очень сомневаюсь, – хмыкает Каша, ладонью стирая с полки толстый слой пыли. – Учитывая твой круг общения.
– Что ты сказал?
– А ты не слышала? Написать на пергаменте и отправить с почтовым голубем?
– Не думаю, что у тебя на него хватит денег.
– А я не думаю, что он согласится подлететь к такой гадюке, как ты!
Лера открывает рот, чтобы сказать очередную колкость, но я встаю между ними и смотрю ей прямо в глаза.
– У нас всего полтора часа. Помните? А тебя здесь никто не держит.
Стиснув челюсти, Лера разворачивается на пятках так резко, что волосы птичьим крылом взмывают в воздух.
– Пойду покопаюсь в коробках, – отрывисто говорит Каша.
Лера начинает перебирать костюмы, с противным скрежетом двигая вешалки по трубе. Скрж, скрж, скрж. Скрж. Волоски у меня на руках встают дыбом. Бр-р-р, ну до чего мерзкий звук!
Да уж, не так я себе представляла этот день. Оксана, наверное, смогла бы примирить Леру с Кашей, а пока… Вдохнув поглубже, я вступаю в грозовую тучу напряжения между ними и открываю первую дряхлую коробку.
В ней оказываются кукольные головы. Супер.
Около получаса мы хмуро перебираем вещи. Тишину прерывают только покашливания и короткие реплики в духе «я здесь уже смотрела». Каша, кажется, остыл и теперь чувствует себя виноватым за мое испорченное настроение. На какое-то время он исчезает из виду, а затем выглядывает из-за ряда вешалок, нахлобучив на макушку пиратскую шляпу с потрепанным зеленым попугаем вместо пера.
– Кар-р-рамба! Что, не смешно? Ладно.
Скорчив рожу, он снова исчезает и через секунду появляется в красном расшитом кокошнике. Я прыскаю со смеху. Каша радостно улыбается, словно моя улыбка включила внутри его лампочку. Затем исчезает и в следующий раз выглядывает… с огромной репой из папье-маше на голове! Я смеюсь в голос, а он продолжает менять свои нелепые головные уборы. Огромное сомбреро, белая шапочка с заячьими ушками, мятая дамская шляпка с лентами, которые завязывают бантом под подбородком.
– Стой, – говорит вдруг Лера, про которую мы оба забыли. – Где ты это взял?
Каша снимает шляпку, задумчиво чешет затылок и ныряет в гущу тюков и коробок. Мы слышим его бормотание, похожее на стрекот печатной машинки. Через несколько минут к нашим ногам падает огромная клетчатая сумка со сломанной молнией.
– Кажется, отсюда.
Лера запускает руку в недра сумки и вытаскивает на свет длинное белое платье. У него квадратный вырез, маленькие рукава-фонарики и огромное коричневое пятно на подоле.
– Бинго!
Мы обмениваемся радостными улыбками, но, опомнившись, быстро отводим глаза.
В сумке оказываются шесть платьев пастельных тонов, три черных фрака и еще две шляпки, сплюснутые пополам, как китайские печеньки с предсказаниями. Беглый осмотр выявляет несколько пятен сомнительного происхождения, пожелтевшие кружева и солидную дырку в форме утюга на рукаве одного из фраков. Но зато теперь у нас есть костюмы! Лера прикладывает самое первое платье к груди и кружится. Юбка белой пеной обвивает ей ноги, и на вечно недовольном лице вдруг расцветает нежная улыбка.
– Ого… – изумленно хмыкает Каша. – Не знал, что в ее программу заложены такие улыбки.
Он следит за Лерой, не отрываясь. Я тоже не могу отвести взгляд, только в груди неприятно щемит. До чего же она красивая… Заметив наши взгляды, Лера немедленно швыряет платье в сумку и отряхивает руки, будто копалась в чем-то грязном.
– Надо сообщить местной тетке, что мы хотим взять это барахло.
– Вообще-то она костюмерша, – бормочу я.
Лера не удостаивает меня ответом. Она фоткает костюмерную и тут же выкладывает фотографию в сторис. Без сомнения, с каким-нибудь едким комментарием.
Светлана Геннадьевна с удивлением оглядывает наши находки.
– Работаю в театре двадцать лет, но эти костюмы не помню. Знаете что, забирайте их себе. Все равно они никуда не годятся. Не знаю даже, сможете ли вы их отреставрировать. В любом случае можете не возвращать!
Она милостиво машет в воздухе полной рукой, а затем ныряет в одну из коробок на полках и извлекает на свет кружевной белый зонтик с деревянной ручкой. – Вот, его тоже можете взять. Очень по-татьянински.
Мы с Кашей рассыпаемся в благодарностях и тащим тяжелую сумку вниз по лестнице, возбужденно обсуждая найденные сокровища. Лера неторопливо следует за нами, погруженная в телефон.
На улице заметно похолодало и, кажется, собирается дождь. Ветер дует злой – такой любит пробираться под куртки и ледяными пальцами проводить вдоль позвоночника. Я немедленно коченею.
– Вот черт, – ворчит Каша. – И как мне теперь дотащить это до дома? А если дождь пойдет? Отец наверняка еще закупает стройматериалы с парнями. А эти ваши платья весят столько, будто инкрустированы цементом.
Лера выныривает из телефона и неожиданно предлагает:
– За мной сейчас мама заедет. Можем пока взять сумку себе, пусть в багажнике поваляется.
Каша опасливо щурится, но все-таки кивает. Через пару минут, заполненных неловким молчанием, рядом с нами тормозит белая БМВ. Блондинка за рулем выглядит так, словно только что соскользнула в салон автомобиля с обложки глянцевого журнала. Малышка на заднем сиденье утопает в пене фатиновой юбки и сладко посапывает. На вид ей лет пять или шесть.
– Мам, зачем ты притащила Киру? – шипит Лера, делая большие глаза.
Блондинка приподнимает светлую бровь:
– По-твоему, я должна была оставить ее дома одну? Кстати, я обещала, что ты сядешь с ней сзади. Привет, ребята, подбросить?
Она приветливо улыбается, и Каша, радостно гикнув, запрыгивает на переднее сиденье. Он трещит без умолку, а мы с Лерой играем в молчанку. Она сидит, уткнувшись в телефон, но через некоторое время слегка подталкивает меня плечом и разворачивает экран айфона. Я сразу догадываюсь, что «Окси» – это Оксана. Больше похоже на кличку для собаки…
«Извинись за меня перед всеми, пож-та. У Егора проблемы, не хочу оставлять одного. Мне очень жаль».
Я выпрямляюсь и слегка киваю в знак того, что прочитала. Лера прячет телефон и, нахмурившись, смотрит в окно. Интересно, а она считает Егора полным придурком?
Я так точно.
На вторничной репетиции Тор раздает нам новые тексты: двадцать пять страниц убористым шрифтом.
– Выбросил все, что мог! – вздыхает он, сокрушенно вздымая руки к потолку. – Некоторые куски пришлось практически со слезами вырывать! Но тут
