Ревизия сундука с одеждой показывает, что у меня есть пять толстовок (из них четыре черные или серые), два свитера, три футболки, пара джинсов и юбка, которую я по настоянию мамы купила еще год назад, но так ни разу и не надела. Даже ярлычок на месте! Я неуверенно натягиваю ее на бедра, смотрю на свои голые коленки и… Нет уж! Не хочу все время думать о том, что все пялятся на мои ноги. Да и на улице слишком холодно.

Я раздраженно пинаю сундук и вдруг замечаю в самом углу, за одной из черных толстовок, голубую рубашку в клетку. Я совсем про нее забыла! Радостно выхватив находку из недр сундука, я скачу к гладильной доске. Готово!

Спустя сорок минут автобус, ворчливо пыхнув, тормозит у остановки с незамысловатым названием «Театральная». Я спрыгиваю с подножки на асфальт и оказываюсь у торца театра. Здание украшено абстрактной мозаикой советских времен с серпом и молотом в центре. Брусчатка вокруг выглядит побитой жизнью (и каблуками), но кованые черные лавочки и одноногие фонари придают всему вид благородной старины.

Я иду вдоль здания и заворачиваю за угол. Вот черт! На лестнице раздраженно притопывает ногой Лера. Ну что ей стоило остаться дома или хотя бы опоздать…

– Привет, – выдавливаю я, встав рядом.

Лера бурчит ответное приветствие и, отбросив распущенные волосы за спину, утыкается в телефон. На ней мятного цвета куртка, белая кепка и голубые джинсы. На кроссовках ни пятнышка грязи. Она что, по воздуху сюда летела? Вдобавок я едва достаю ей до плеча, и это жутко бесит.

Опускаю руку в карман, ожидая встретить привычный гладкий корпус смартфона, и… понимаю, что умудрилась оставить его дома. Заняться совершенно нечем, так что я просто стою, переминаясь с ноги на ногу, и молчу. По возможности, многозначительно.

– Ну и где они? – сердито спрашивает Лера. Она смотрит на меня так требовательно, словно это я в нашей группе была ответственна за сбор компании и вот теперь не справилась. – Позвони своему идиоту.

Я хочу ответить, что он не мой, не идиот и позвонить я не могу, но не успеваю. Лера уже отвернулась и прижимает трубку к уху:

– Привет, ты где?

Несколько секунд она слушает ответ, а затем неожиданно тепло говорит:

– Не переживай, мы подождем. Все в порядке.

Я надеюсь, что Лера сообщит мне подробности (ведь, судя по всему, звонила Оксана), но она опять утыкается в телефон.

– Кажется, ты не очень рада здесь быть, – брякаю я невпопад.

Лера выныривает из телефона и язвительно отвечает:

– И что же меня выдало?

– Тогда зачем вообще пришла? – ощетиниваюсь я. – Тор ведь сказал, это необязательно.

– Не твоего ума дело!

Ну все, с меня хватит! Я разворачиваюсь, чтобы уйти, и впечатываюсь лбом в чью-то грудную клетку. Это Каша! Подошел незаметно и теперь с улыбкой подмигивает мне:

– Лерочка так психует, потому что Тор поставил ультиматум: либо она учится взаимодействовать с простыми смертными, либо не видать ей главной роли!

Лера шипит, будто разъяренная кошка, и Кашина улыбка становится совершенно плотоядной.

– Извини, это был секрет? – невинно хлопая ресницами, спрашивает он.

На мгновение кажется, что Лера сейчас взорвется, закричит или даже ударит, но она только вздергивает нос и цедит сквозь зубы:

– Оксана опоздает. Просила начинать без нее.

В холле театра пахнет почти так же, как в школе по утрам: запустением и пылью. Пол и стены отделаны мрамором, а три широкие колонны – зеркалами, в которых видно и наше отражение: я – коротышка в джинсах, Лера – белокурый эльф с сердитым лицом и Каша, похожий на студента из советских фильмов – в клетчатом пиджаке и потертых вельветовых брюках.

– Униформа неудачника, – бормочет Лера.

Мы оглядываемся по сторонам, но в холле и гардеробе пусто. Никто не встречает нас и…

– Ау! – громко кричит Каша.

Лера подпрыгивает так, что едва не роняет телефон. Где-то в глубине здания хлопает дверь. Раздаются торопливые шаркающие шаги, и по лестнице слетает полная женщина лет шестидесяти. Из-за кудрявых фиолетовых волос и шелкового шарфа, который развевается за спиной, она похожа на фею-крестную.

– Вы с ума сошли! Это театр, а не базарная площадь!

– Извините, – смиренно кается Каша. – Вы Светлана Геннадьевна? Мы из одиннадцатой школы. Сергей Владимирович должен был вас предупредить.

Хмурое выражение на лице дамы сменяется мечтательной улыбкой:

– Ах да, Сергей Владимирович, – воркует она. – Такой галантный молодой человек…

Каша передергивает плечами, словно от отвращения.

– А вы, значит, юные актеры? Хм… – Дама скептически оглядывает нас с головы до ног. – Ну, следуйте за мной. Ничего не трогайте. В семь вечера у нас «Тартюф», так что у вас есть время только до шести.

Мы проходим несколько коридоров, спускаемся по лестнице и оказываемся возле коричневой двери. Фея-крестная гремит связкой ключей и пропускает нас внутрь. Лера входит первой, а за ней и мы с Кашей.

Помещение костюмерной похоже на уменьшенную версию самолетного ангара, только с низким потолком. Пахнет как в секонд-хенде: сильным моющим средством и старым тряпьем. Слева под потолком простираются ряды железных труб, плотно увешанных одеждой. А справа ютятся полки с коробками, шляпами и разномастной обувью. Я замечаю красные восточные тапочки с бубенцами на носах, которые соседствуют с валенками, и торчащий из черного кожаного сапога пучок самых разных перьев. На столах рядом с дверью разложены выкройки и прочие швейные принадлежности.

– На столе ничего не трогать, – поджав губы, предупреждает Светлана Геннадьевна. – Вещи в кофрах тоже брать нельзя, это для спектаклей. Остальное можете посмотреть, хотя я очень сомневаюсь, что найдется что-то подходящее. Когда-то у нас шел «Вишневый сад», но я даже не знаю, сохранились ли костюмы. Может, в коробках и тюках? В правом углу то, что мы давно хотим утилизировать, но руки никак не дойдут.

Светлана Геннадьевна снова подозрительно оглядывает нашу компанию и, прихватив со стола расшитую бисером сумочку, вкрадчиво добавляет:

– Если что-то ценное пропадет или попортите мне реквизит, отвечать будет Сергей Владимирович. Вообще обычно мы не позволяем брать костюмы. Вам очень повезло. Если бы Сергей Владимирович не помог моему Димочке с подготовкой к ЕГЭ, я бы ни за что на это не пошла. Девяносто восемь баллов, между прочим. Девяносто восемь.

Фея-крестная делает драматическую паузу, чтобы мы прониклись благоговением (девяносто восемь баллов!), и выплывает из костюмерной. Лера громко чихает.

– Мы под сценой. Слышите? – шепчет Каша. – Над нами репетиция.

Сверху доносятся