Пока ужинали, майор попросил Кузьмина:

– Может быть, вы познакомите меня с вашими друзьями? Нам ведь еще два дня быть вместе; хорошо бы знать, кого как зовут. Или это секрет?

– Нет, секрета здесь нет, – отвечал генерал-лейтенант. – Тот, с кем рядом мы были на охоте – мой самый близкий друг. Его зовут Ахмад. В обычной жизни он самый мирный человек – булочник.

– Булочник?

– Ну, вроде того. Он владеет тремя пекарнями в Кабуле. Тот пожилой, что сидит рядом с Ахмадом, – Сайдулла. Он из Джелалабада, тоже предприниматель – имеет несколько грузовиков.

И Кузьмин задал Сайдулле вопрос, который Переверзев понял без перевода: «Сколько у тебя сейчас машин?» В ответ афганец поднял четыре пальца.

– Вот, Сайдулла разбогател – в последний раз, когда мы виделись, у него было всего две машины. Чуть дальше от костра сидит Ашраф, он муниципальный чиновник, тоже из Джелалабада. А рядом его сын Рустам, он пока учится. Второй молодой парень – Мухаммад, он сын Амирана, вон того человека, который уже закончил есть и отправился спать. И, наконец, есть еще Айбек, вот он.

– Мне будет трудно запомнить всех сразу, – заметил майор.

– Ну, кого-то запомнишь, кого-то нет, – ответил на это Кузьмин. – Жизнь сама подскажет, кого тебе нужно запомнить. А теперь пошли спать, завтра нужно выйти как можно раньше. Ты выставишь часовых?

– Я их уже выставил, – ответил Переверзев.

– Тогда я скажу своим друзьям, чтобы они отдыхали. Им это необходимо. Видишь ли, пока мы гонялись за вами по горам, спать пришлось очень мало – так же мало, как и есть. Им необходимо отдохнуть. Я знаю, что твоим бойцам вполне можно доверять, они не пропустят никакую опасность.

Все, кроме Ляйнера и Куликова, стоявших на посту, отправились спать. Майор плотнее закутался в куртку, привалился к лежавшему с края Мусагалиеву, закрыл глаза.

Однако заснуть не мог. Прежде надо было решить один важный вопрос: куда все-таки завтра идти? Кузьмин сказал, что дорога к кишлаку Камдеш безопасней. Но это еще семнадцать километров! Это же целый день пути! Еще один день без продуктов, с врачами, которые идут из последних сил… И почему генерал-лейтенант так уверен, что у кишлака их не будут ждать враги? Ведь они тоже могут догадаться, куда захотят свернуть беглецы, и на всякий случай выставить засаду и там. Он сам на месте боевиков именно так бы и сделал. А ведь известно правило военной науки: ставь себя на место врага, думай, какое решение принял бы ты сам; никогда не считай противника глупее себя.

Переверзев думал и так, и эдак, и все сильнее склонялся к тому, что надо следовать прежнему решению, то есть идти в Хост.

… Утром майор проснулся от того, что ему на лицо упали несколько капель. Он открыл глаза и увидел, что за ночь погода сильно изменилась. Небо заволокли тучи, накрапывал мелкий дождик. Афганцы уже проснулись; накрывшись плащами, они сидели, дожидаясь русских.

Майор разбудил своих людей. Позавтракали быстро: костер разводить не имело смысла, потому что у них не было котелка, чтобы вскипятить воду. Поели холодного мяса, собрали вещи. Можно было двигаться дальше.

Генерал-лейтенант подошел к Переверзеву:

– Ну и что ты решил, майор? Куда мы идем – в Хост или в Камдеш?

– В Хост, – ответил Переверзев. – Я взвесил все аргументы и решил, что доводов за этот маршрут больше. Если хотите, могу изложить.

– Решил, значит, решил, – отвечал Кузьмин. – Можешь не излагать мне свои доводы. Может быть, ты прав, а я ошибаюсь. Ты внимательно изучил карту? Знаешь, что по дороге в Хост есть два серьезных препятствия: сначала узкая и глубокая расщелина, а затем гора высотой почти три тысячи метров, которую надо обойти почти у вершины?

– Да, я все это видел, – ответил Переверзев. – Но другого пути все равно нет. На дорогу, которой пользуются горцы, мы не станем спускаться – там нас почти наверняка будет ждать засада.

Генерал-лейтенант ничего не ответил.

Идти под дождем было трудно, и Переверзев с тревогой посматривал на тех, кто внушал ему опасение: на раненых Терехина и Разуваева, на терапевта Соломина, на Настю и Любу. Впрочем, пока все шли ровно, не отставали.

Они поднялись из ущелья, прошли немного по плато. Впереди оказалось еще одно ущелье, его тоже надо было пересечь. И так пошло и дальше: ни одного ровного участка, все время группе приходилось то спускаться по откосам, то карабкаться вверх. Даже для опытных, закаленных бойцов это было нелегко. А уж для гражданских такая нагрузка и вовсе была запредельной.

И это быстро сказалось. Уже на втором переходе они стали отставать: вначале Соломин и Настя, потом Люба. И даже жилистый хирург Рогов, на которого майор до сих пор не мог пожаловаться, тоже шел все медленнее и медленнее. Отряд растягивался; задние отставали от передних уже больше чем на полкилометра. Если бы сейчас вдруг появились душманы, организовать оборону было бы очень трудно. Группа уже не была единым целым, она стала цепочкой разрозненных людей, которые почему-то шли в одном направлении.

Переверзев объявил привал. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем подтянулись отставшие Соломин и Настя. Майор открыл было рот, чтобы обратиться к ним с обычным увещеванием: мол, надо собраться, взять себя в руки и тому подобное. Но его опередили. Вперед выступил Андрей Куликов:

– Товарищ майор, помните, там, в пещере, мы с ефрейтором обещали нести гражданских, если они совсем ослабнут? Ну вот, я считаю, что пора выполнить это обещание. Только нести надо не на брезенте, а на закорках. Егор, я думаю, не откажется понести Настю. Я готов помочь Любе или Кириллу Юрьевичу – кому скажете. Ну, и еще кто-то возьмется.

– И сколько ты собираешься нести человека, который весит килограммов семьдесят? – спросил Переверзев.

– Ну, особо долго, конечно, не получится, – согласился Куликов. – Но километр, думаю, протяну. А там меня кто-то другой сменит. И так по очереди. Конечно, те трое, что несут, на это время как бы выбывают из боевого состава – отбивать нападение они не смогут. Но у нас еще шесть человек остаются! И потом, у нас теперь есть группа поддержки! Вон какие мощные мужики. Во всяком случае так мы сможем сохранить нужный темп. А то не знаю, сколько нам еще придется идти – неделю или больше.

Переверзев подумал немного, взглянул на Разуваева, на Галимова.

– А вы что скажете? – спросил он.

От слова Галимова многое зависело – после майора он имел самое высокое воинское звание. Сержант не стал тянуть: