Несколько минут обороняющиеся не могли поднять головы.

Однако Кузьмин, казалось, не обратил внимания на этот смертоносный шквал. Не покидая укрытия, он повернулся к Переверзеву и сказал самым будничным тоном:

– Кажется, мы не закончили анализ ситуации. Ты говорил о численности противника. Что еще можно сказать?

– Что еще… – повторил Переверзев. Спокойствие генерал-лейтенанта действовало на него положительно. Он, если можно так выразиться, сбавил обороты и старался теперь говорить спокойным, деловым тоном – так, словно они находились где-нибудь в Самаре на учениях.

– Как мы можем судить по плотности огня противника, – сказал он, – душманы не испытывают недостатка в боеприпасах. Возможно, у них тут целый склад.

– Да, видимо, ты прав, – снова согласился генерал-лейтенант. – Но пока мы ничего не можем сказать относительно состава их вооружения. Есть ли у них гранатометы? Или миномет? Для нас в нашем положении это очень важно.

– Далее, у нас трое тяжелораненых, – продолжил Переверзев. – Причем двое из них не могут идти. А это означает, что мы не можем вырваться из окружения.

– Почему же не можем? – спросил Кузьмин.

– Как почему? – удивился такому вопросу майор. – Мусагалиева и Соломина придется нести. Для этого нужно восемь человек. А у меня всего тринадцать! Да еще Разуваев тяжело ранен. Выходит, что огонь смогут вести лишь двое. У вас, после гибели одного вашего товарища, осталось семь человек. Для прорыва этого мало. А с другой стороны, оставаться здесь тоже нельзя: боеприпасов у нас почти не осталось, еды нет, воды тоже не запасли. Боевикам даже не обязательно нас атаковать. Они могут вести плотный огонь, время от времени имитировать атаки, заставляя нас стрелять в ответ. Спустя сутки у нас кончатся боеприпасы, и нас можно будет взять голыми руками.

– Что ж, анализ точный… хороший анализ, – одобрил Кузьмин. – Только…

– Что «только»?

– Только ты не учел, майор, что бывают ситуации, когда приходится выбирать между плохим и очень плохим, – наставительно произнес генерал-лейтенант. – Для солдат это выбор между жизнью и долгом.

– Что вы хотите этим сказать? Конкретно, что вы предлагаете?

– Да примерно то же самое, что ты сам решил перед тем, как мы встретились, – объяснил Кузьмин. – Раненый солдат может остаться здесь, и с ним еще кто-то. Они прикроют отступление остальных. Гражданского раненого надо нести, тут ты прав. Что ж, понесем, тут ничего не поделаешь. Будем оставлять позади группы прикрытия – одну, потом вторую. У нас есть гранатомет. Пара хороших выстрелов может сдержать натиск душманов. В результате врачи и часть бойцов смогут добраться до Хоста.

– Вот, значит, как… – медленно произнес Переверзев.

В этот момент он понял: одно дело, когда подобное решение принимаешь ты сам и сам готов подвергнуть себя наибольшей опасности. И другое, когда надо соглашаться на гибель других людей.

– Значит, вы хотите идти на прорыв? – уточнил он.

– У нас просто нет другого выхода, – объяснил Кузьмин. – Хотя… У тебя ведь есть рация?

– Да, есть.

– Мы уже находимся на территории Афганистана. Сюда теоретически могут прилететь афганские десантники или даже американцы. Попробуй вызвать помощь. Правда, связь здесь очень плохая. Можно даже сказать, никакой связи нет. Но попытка, как известно, не пытка. Если удастся вызвать подмогу, тогда можно попробовать денек продержаться. Но не больше. А еще лучше – идти на прорыв этой же ночью, пока осталось хоть немного боеприпасов. Ночью или под утро.

– А в какую сторону думаете идти на прорыв? – спросил майор.

– Полагаю, вниз, наискосок вдоль склона.

– Вас понял, – ответил Переверзев.

Развернулся, спустился на дно котловины. Здесь он застал некоторые изменения: Рогов закончил операцию на ноге Мусагалиева и переключился на Соломина.

Майор достал рацию, включил и увидел, что зеленый огонек на панели не горит. Тогда он накрылся накидкой, чтобы его не было видно со стороны, включил фонарик и осмотрел рацию внимательнее.

Он быстро обнаружил причину, по которой прибор не работал. Вся задняя панель рации была изрешечена пулями. Видимо, во время одной из перестрелок с боевиками очередь пришлась в рюкзак. Трудно сказать, когда это случилось: когда они прорывались из пещеры, или когда столкнулись с преследователями на плато, или только сейчас. Впрочем, это было уже неважно. Важно то, что они не могли вызвать помощь.

Майор сдернул с головы накидку, отбросил ненужную рацию. Значит, Кузьмин считает, что надо готовиться к прорыву… Что ж, подготовиться – дело несложное. Гораздо труднее другое: сказать Мусагалиеву, что ему придется остаться здесь, пожертвовать своей жизнью, чтобы другие могли вырваться из окружения. Как такое можно сказать? Тем более человеку, который только что пережил сложную операцию и теперь думает о выздоровлении. А ведь говорить придется ему, Переверзеву – больше некому…

Майор сидел, размышляя. Неподалеку продолжали трудиться Рогов и Настя. Они уже закончили с раной Соломина и теперь занимались перемолотой кистью Разуваева. Увидев, что майор сбросил накидку и ничем не занят, хирург обратился к нему:

– У меня кончился запас стерильных шприцев и скальпелей, – сообщил он. – А с рукой вашего рядового нужно провести по меньшей мере две операции. Мне нужно прокипятить инструменты. Я знаю, что у ваших солдат нет котелка. Но, может быть, он есть у афганцев? Спросите у них!

– Я уже спрашивал, – ответил майор. – В самом начале. Нет у них котелка. Но, кажется, у кого-то из них есть бутылка с водой. Попросите. Вы сможете по крайней мере помыть скальпель и шприцы…

– Помыть – это мало, – сурово произнес Рогов. – Можно занести инфекцию. Впрочем… Хорошо, я пойду, спрошу насчет воды. Да, хочу сказать, что бинты тоже кончаются. Вообще все медикаменты на исходе.

И он, пригнувшись, поднялся наверх, где занимали позиции друзья генерал-лейтенанта. Майор остался один. Но не успел он мысленно вернуться к предстоявшей ему нелегкой задаче, как к нему снова обратились. На этот раз это были двое: Андрей Куликов и молодой афганец. Майор не сразу вспомнил, как его зовут, но тут нужное имя сказал Куликов.

– Товарищ майор, тут у нас с Мухаммедом одна идея родилась, – заявил он. – Насчет боеприпасов. А может, и чего еще.

– Так, и что за идея?

– У Мухаммада глаза острые. И пока не стемнело, он заметил, что тут, вверху, есть еще одна впадина небольшая. И с тех позиций, на которых находятся ближайшие к ней боевики, она не просматривается. Сейчас стемнело, ни черта не видно. Можно по этой впадинке подползти к боевикам. Ну, и познакомиться с ними поближе. Без автоматов, по-тихому. Холодным оружием. Тогда можно и патронами разжиться, и чего еще прихватить. Мы с Мухаммедом готовы за эту задачу взяться.

Переверзев задумался. Идея выглядела безумной: лезть прямо на плотную