Шрифт:
Закладка:
– Он очень просил, чтобы мы рассказали о нем в Министерстве просвещения, – сказал Переверзев. – Он хочет, чтобы его перевели оттуда. Мне, в моем нынешнем положении, добраться до афганского министерства будет трудновато. Может, вы можете помочь Мирзаху?
– Абсолютно никаких проблем! – заявил генерал и записал имя Мирзаха в свой блокнот. – Я завтра же свяжусь с афганским министром и все расскажу.
Наконец вопросы у генерала Конрада иссякли, и он вернулся к своему ноутбуку. А Переверзев погрузился в полудрему, из которой не собирался выходить до самой посадки. Он только сейчас понял, в каком напряжении находился все эти девять дней. Теперь нервы, натянутые, как струны, постепенно возвращались в нормальное состояние. Он привыкал к сознанию, что ему не нужно ждать каждую минуту нападения боевиков, не нужно считать оставшиеся боеприпасы, не нужно через силу карабкаться по горам…
Он собирался дремать до самого Кабула, но тут кто-то тронул его за плечо. Открыв глаза, Переверзев с удивлением увидел… Михаила Павловича Кузьмина! Генерал-лейтенант, с туго перебинтованным плечом, сидел рядом с ним на складном стуле.
– Как вы здесь оказались? – спросил майор. – Мне говорили, что вы в коме, врачи еще спорили, когда вас из нее выводить…
– Врачи тоже иногда ошибаются, майор, – отвечал генерал-лейтенант. – Как и отдельные генерал-лейтенанты. Ранение у меня, как выяснилось, не такое тяжелое. Просто крови много потерял, и с сердцем плохо стало. Вот эти три фактора наложились, и сознание отключилось. Все-таки возраст у меня не тот, чтобы по горам, словно серна, бегать. Сейчас американский доктор догадался поддержать мое сердце, и я сразу в себя пришел. Ну и захотел с тобой поговорить.
– Я очень рад вас видеть в добром здравии, Михаил Павлович, – отвечал Переверзев. – А что это такое вы говорили про генерал-лейтенантов, которые иногда ошибаются? Кого вы имели в виду?
– Себя, конечно, кого же еще! – воскликнул Кузьмин. – Но прежде чем мы будем обсуждать этот важный вопрос, хочу предложить тебе одно верное средство от болезней и душевных ран.
И генерал-лейтенант извлек из бокового кармана куртки плоскую флягу. Переверзев не стал спрашивать, что за «верное средство» находилось во фляге – об этом было легко догадаться. Вертолет ощутимо трясло, поэтому пить можно было только из горлышка, по очереди. Так они и поступили. Переверзев отхлебнул (это была водка хорошей очистки), передал флягу Кузьмину и повторил вопрос:
– Так в чем же была ваша ошибка? Что-то я ничего такого не помню…
– Ну как же! – воскликнул генерал-лейтенант. – А мое предложение идти на этот кишлак, как его… Камдеш? Если бы ты послушал этого моего совета, от всей нашей группы никого в живых не осталось. Только твое упрямство, твое желание идти в Хост нас и спасло. Ведь под тем кишлаком американцы нас не ждали, и сколько бы мы там ни стреляли, нас бы никто не услышал.
– А ведь и правда… – протянул Переверзев.
До сих пор он как-то не думал об этом. А теперь осознал, что его первоначальное решение действительно оказалось правильным.
– Да, майор, все ты сделал, что называется, «на ять», – заключил Кузьмин. – А что сержант у тебя погиб – что делать… Такая наша профессия. У меня вот двое друзей погибло, и каких друзей! Особенно Ахмада жалко. Мы с ним в таких переделках бывали, столько раз он меня выручал… Теперь друзей у меня осталось только трое. Это уже не такая боеспособная группа, какую я собрал нынче тебе на выручку. Давай помянем погибших!
Они отхлебнули еще по глотку, и генерал-лейтенант спрятал пустую фляжку.
Вертолет накренился, заходя на посадку. Переверзев глянул в иллюминатор – там виднелись дома, улицы, ездили машины. Это был Кабул. Предупреждая вопрос Переверзева, генерал-лейтенант пояснил:
– Садимся на военной базе Международных сил, это пять километров от Кабула. Наши, из Душанбе, сюда не летают, они садятся на другом аэродроме. Попросим у твоего сердечного друга генерала Конрада пару машин и отправимся туда. Я прямо сейчас, на земле, свяжусь с нашим командованием в Душанбе и попрошу выслать борт. Часа через три он будет здесь. Погрузимся, и можем лететь на родину.
– Да, хорошо… – отозвался Переверзев.
Проницательный Кузьмин глянул на него внимательнее:
– Да ты словно не рад? Ты что, хотел в Кабуле задержаться? Здешние красоты посмотреть? Поверь: никаких особенных красот здесь нет.
– Да нет, не в том дело, – отвечал майор. – Просто я дочке обещал привезти из командировки какую-нибудь безделицу: кувшин, или покрывало, или куклу. А теперь, даже если мы в Кабул заедем, я все равно ничего купить не смогу, потому что с носилок не встану.
– Ничего страшного, – отвечал Кузьмин. – Я скажу кому-нибудь из своих, Сайдулле или Амирану, они тебе в Самару настоящее афганское изделие пришлют. Такое, что на базаре не купишь. Будет у твоей дочери подарок. Только с небольшой отсрочкой…