— Мало ли в мире худородных и чернокостных? Если мы будем приглашать на Хасу нартов всех, кого произвели на свет пришлые женщины, неизвестно как и откуда забредшие в Страну Нартов, то не хватит места на Хасе людям родовитым и знатным.

Сел Пануко, поднялся Гиляхсыртан. С его тонких губ, словно капли яда, потекли такие слова:

— Кто из вас, братья-нарты, видел Сосруко в бою — в пешем или в конном? Кто боролся с ним? Кто изведал силу его меча? Никто! Может быть, Бадыну померещилось, что Сосруко рассек Меч-ворота? Или, может быть, вы скажете, что сын Фука пал от меча сына Сатаней? Он упал в пропасть, ибо его сбросил туда его собственный конь. Нет подвигов у Сосруко! Неужели среди славных воинов мы дадим место этому сосунку?

Как ни был грузен Пшая, но и он поднялся, чтобы блеснуть и удивить умом:

— На Хасе нартов достоин быть только тот, кто познал просторы мира, кто рассек мечом горные скалы, кто прошел моря и сушу. А Сосруко и через овражек не перейдет, он еще дитя малое!

— Умен Пшая, верно говорит: не перейдет Сосруко даже через овражек, нельзя ему позволить восседать среди нартов! — крикнул кознелюбивый Сырдон, как бы забыв, что Сосруко прошел там, куда побоялись двинуться самые смелые нарты, что Сосруко вернул Стране Нартов семена благодатного проса.

А болтун Гутсакья добавил, радуясь, как все пустословы, звукам собственного голоса:

— Мы закалили наши тела в битвах — а Сосруко? Мы пролили реки вражеской крови — а Сосруко? Мы угнали многочисленные стада у чинтов — а Сосруко? А Сосруко — дитя малое, рано ему восседать на Хасе нартов.

Понимали пятеро завистников: теперь, когда Сосруко вернул Стране Нартов семена благодатного проса, возвеличится имя юного богатыря, а их имена развеются как прах. Сама ненависть говорила устами этих пятерых!

Слушал их глава пиров нартских Назрей Длиннобородый и с укором смотрел на завистников и зложелателей. Слушали их и другие нарты, и гул неодобрения, подобно гулу горной реки весною, прокатился по дому Алиджа. Слушал Урызмаг, но нельзя было понять, дошли ли до его старческого слуха поношения пятерых. Да и негоже ему было поднимать голос за собственного сына. Но поднял свой голос Бадын:

— Стыдитесь, пятеро злобных смутьянов! Ваши слова — ложь! Кто сказал, что Сосруко не изведал просторы мира, если он пересек семь горных цепей, переплыл три малых моря и семь морей великих? Вы-то сами сделали это? Сосруко не богат годами, но богат отвагой, он и выглядит богатырем, а вы-то богатыри? Все ваши слова — клевета и навет, кроме одного: не пролил еще Сосруко вражеской крови. Но сын Сатаней совершил подвиг добра без кровопролития, и хотя сын Фука погиб не от его меча, он погиб потому, что Сосруко явил ум и бесстрашие. Сосруко сделал то, чего не сумели сделать мы, зрелые мужи. А если вы говорите, что Сосруко — худородный да чернокостный, то разве мы, как чинты, делим людей на господ и слуг, разве каждый нарт не равен другому нарту?

Правильные слова говорил Бадын: равны были нарты между собою, равны, да не одинаковы. Тот выделялся отвагой, другой — выносливостью, третий ловко плясал, четвертый был умен и прозорлив, а Сосруко обладал всеми этими достоинствами, потому-то завидовали ему пятеро злоедушных, ибо сами они во всем уступали Сосруко…

Назрей Длиннобородый предложил:

— Позовем Сосруко, поглядим — мужчина ли он, достоин ли восседать на Хасе нартов. Кто пойдет за ним?

— Я пойду за ним, — обрадовался Гутсакья, обрадовался тому, что еще раз раскроет рот, но теперь уже не для пустой болтовни, а для зова-приглашения.

Вот и пришел он в дом Сатаней. Златокудрая умница кроила новую черкеску сыну, поистрепавшуюся в пути, а булатнотелый сын ее отдыхал на постели. Увидев гостя, Сосруко встал. Гутсакья поздоровался, как велит обычай, и произнес:

— Хотят нарты позвать Сосруко на Хасу, заслужил он этой чести своим подвигом, да четверо возражают. Гиляхсыртан говорит, что Сосруко еще из пеленок не вышел; Пшая говорит, что Сосруко еще не мужчина; Сырдон — противник худородных и чернокостных; Пануко напоминает, что еще ни разу не пролил Рожденный из камня вражеской крови. Но мы, досточтимые нарты, и я среди них, клянусь пирами нартскими, решили так: пусть придет Сосруко в дом Алиджа, пусть докажет, что он достоин звания нарта. Как поступишь, Сосруко?

Сосруко молча вышел на двор. Следом за ним — Сатаней и Гутсакья. Сосруко дал коню две меры кремня, чтобы Тхожей сил набрался. Огнецветный конь грыз кремень, и от его губ отлетали искры. А Сосруко обнажил меч, проверил его остроту: размахнулся и ударил огромный камень — нет горского двора без камня! — и рассек камень пополам. Да еще сказал при этом:

— Ты видишь, Гутсакья, мой меч, сработанный из косы бога плодородия, как бы сам выскакивает из ножен, чует врага на расстоянии. Запомни и расскажи об этом кому следует.

Проверил Сосруко и крепость своего сердца: он ударился оземь булатной грудью — и примял тело земли. Сатаней, любуясь своим сыном, благословила его:

— Поезжай на Хасу, докажи, сын мой милый, братьям-нартам, что не напрасно закалил тебя Девет, что ты, Рожденный из камня, достоин песни! Да сияют дни твои, да повсюду прославляет человек твои дела, пусть песня о твоей отваге и благородстве опережает тебя в пути. Поезжай, мальчик мой, на Хасу, вернись ко мне мужчиной!

Сосруко поблагодарил мать за напутственное слово, сел на коня, отправился на Хасу. Заторопился туда пешим ходом и Гутсакья. А Сатаней, оставшись дома, склонилась над черкеской, которую кроила для сына, и стала гадать по ножницам. Лезвия сходились и расходились, а мать по звуку сдвигаемых колец пыталась выведать у судьбы, что будет с ее ненаглядным сыном на Хасе нартов.

К дому Алиджа между тем приблизился верховой. Загремел гром, затряслась долина, и нарты испугались:

— Что за гром загремел? Почему долина затряслась? Кто этот всадник? Кто осмелился нарушить покой и веселое пиршество нартов?

Когда Сосруко спешился, привязал коня к коновязи, вступил в дом и почтительно всем поклонился, нарты успокоились, и долина успокоилась вместе с ними. Назрен Длиннобородый ласково посмотрел на Сосруко и сказал:

— Почему ты насупил чело, Сосруко? Мы ждали тебя. Сними доспехи, потолкуй с нартами. Спляши на Хасе — покажи свою стать. Поиграй колесом — покажи