и вскоре оказался в зоне слияния с трассой М1. Дождь прекратился, и она, казалось, была удивлена, что я так долго молча ехал по автостраде. Я не мог удержаться от достижения скорости в восемьдесят миль в час.

— Я понимаю, почему мужу нравится ездить автостопом на быстрых машинах, — сказала она. — Он часто рассказывал мне, как его успокаивает скорость по широкой прямой дороге.

— Жаль, что жизнь не всегда такая.

Мы вдоволь посмеялись над тем фактом, что это не так. Она мне очень понравилась, и я думаю, что я ей понравился. Я указал на Хардвик-Грейндж, чудесное здание на холме слева.

– Элизабет Толбот, больше известная по имени Бесс, построила его в шестнадцатом веке. 

— Хардвик-Холл, — ответила она. — Я посетила его со своим отцом.

Идеальные указатели иногда вводили меня в заблуждение, когда я был уставшим и голодным, и, свернув с автострады в промышленную зону к западу от Ноттингема, я оказался в нужном месте. В столовой мы сидели над тарелками стейка с жареным картофелем, сладкими пирожными и чаем. С этого момента она останется одна, потому что я направлялся в Шропшир. — Вас легко подвезут с выездной дороги, — сказал я. — Любой остановится ради такого респектабельной леди, как вы.

— Я бы хотела, чтобы вы позволили мне остаться с вами.

— Это не позволяет моя работа. Но если в Лондоне ваша ситуация станет отчаянной, меня можно найти.

У меня возникла идея отправить ее в Верхний Мэйхем, но я не мог гарантировать теплый прием Бриджит, поэтому я дал ей свой адрес, на имя Моггерхэнгера.

— Я знаю, что вы не можете меня взять, и я на самом деле не хотела спрашивать. Возможно, я снова проверяла вашу доброту. Я постараюсь не связываться с тобой в Лондоне. Я очень гордая женщина.

Мы расстались, как старые друзья. Я не мог понять, почему я почувствовал депрессию после того, как оставил ее. Надеюсь, что пройдя милю дальше по дороге, она не сошла с ума.

Я подумал о том, чтобы заскочить в Ноттингем на час или два, чтобы покататься по старым местам на моем роскошном темно-бордовом «роллс-ройсе». Может быть, я увижу, как Элфи Ботсфорд моет школьные окна; или Клодин Форкс, которая теперь замужем и имеет еще троих детей помимо того, которого я случайно подарил ей перед тем, как уйти; или мисс Гвен Болсовер со своим последним бестолковым и косноязычным любовником. Или я мог бы столкнуться — если бы мог, — со старыми Уикли, Питчем и Блендером, агентами по недвижимости, которые выбросили меня после того, как я продал дом Клегга тому, кто предложил самую высокую цену, и потребовал свой неофициальный залог.

Но бизнес был на первом месте. Я не видел ни одного из своих друзей из Ноттингема уже десять лет и они могли подождать еще несколько для этого удовольствия, и я тоже. После полудня я выехал на А52 и, после запутанного Дерби, двинулся по проезжей части с двусторонним движением до Уотлинг-стрит.  За рулем этой машины я был в своей стихии. Британия могла гордиться мной. Я протиснулся мимо двух Мини и грузовика. На перекрестке стояла девушка, голосующая автостопом, в черных брюках и с рыжими волосами, но даже это не заставило меня остановиться. В любом случае она, вне всякого сомнения, была женщиной-полицейским, действовавшей в качестве приманки, чтобы найти улики относительно того, кто в прошлом месяце убил девушку, путешествовавшую автостопом.

На Уотлинг-стрит, старой римской дороге, А5, дороге от Лондона до Холихеда, этой военной ленте, проложенной для поддержания порядка у древних британцев, я наблюдал, как стрелка моего компаса качнулась обратно на прямую и узкую дорогу, направляясь к более пасторальным горизонтам. День продолжался, несмотря на дождь, солнце и снова дождь, а за Шрусбери — холмистые пастбища, усеянные овцами.

Я остановился, чтобы купить провизию в деревенском магазине, который был настолько маленьким, что вы едва могли передвигаться, но там была куча корзин из супермаркета, чтобы вы могли себе что-то выбрать самостоятельно, пока женщина сидевшая у кассы, ждала, пока вы, шатаясь, подойдете и заплатите. Она выглядела надутой, думая, что мне нужна только плитка шоколада, но оттаяла, увидев, что я беру молоко, хлеб, сыр, бекон, яйца, сосиски, апельсины, чай, шоколад, сахар, сигареты и овощи — все на счет Моггерхэнгера — достаточно для сорока восьми часов заключения в коттедже «Пепперкорн», где мне предстояло скрываться, пока не будут забраны десять посылок.

К трем часам я, казалось, был в пути целую вечность и хотел спать, но ливень с градом и мокрым снегом, эта прекрасная весенняя погода заставили меня бояться, что я соскользну со склона холма или бесследно утону в грязи, если я зайду слишком далеко с трассы, чтобы найти более укромное место, где я мог бы отключиться на час. Я полагал, что сейчас самое время для бензедрина, валиума или других подобных таблеток, которые люди глотают, чтобы поддерживать бодрость, но у меня с собой не было ничего подобного, и в любом случае я никогда не принимал лекарств, кроме время от времени аспирина. На протяжении шестидесятых годов я считал людей сумасшедшими, если они принимали такие таблетки, как Долли Микстур или Смарти. Если бы я хотел расслабиться, или взорвать мозг, или получить отличный опыт, или найти новый горизонт, я бы либо получил это без таблеток, либо не получил бы вообще.

Я жевал плитку шоколада и курил, уютно защищенный в машине, наблюдая, как мужчина в клеенчатой куртке и резиновых сапогах идет по склону холма с собакой-колли к стаду овец у далеких ворот — картина из жестяной коробки от печенья оживает. Ледяной поток дождя и града был настолько сильным, что он почти исчез. Я чувствовал себя защищенным, глядя на мужчину и его собаку, пробивающихся к коттеджу, который стал виден, когда град прекратился. Светящаяся зеленая пропасть между облаками обрисовывала очертания холмов и блеск их склонов, и я чувствовал себя более дома, чем на голландских равнинах вокруг Верхнего Мэйхема.

Я разглядывал сеть переулков на карте, пока подходы к моему коттеджу не стали понятны. Предпочтительным способом было добраться до него с востока, но я предпочитал (поскольку ферм на той стороне было не так уж много) подойти к нему с запада, что означало проехать еще несколько миль. К семи часам дневной свет начал угасать. Дождь смыл мертвых комаров с лобового стекла. Я был не в лучшем положении, потому что, несмотря на мощные фары «роллс-ройса», я был склонен видеть двояко или видеть реальные объекты там, где была только