– Бывает.

Женщина согласилась и сказала, что отец раньше виделся с сыном. А сейчас они обходятся без него. Привыкли жить вдвоем.

Я смотрел на нее, бедную женщину. Долго-долго смотрел. И так захотел обнять ее, молодую совсем, не тронутую даже первыми признаками возрастной зрелости, что еле сдержался. Ожила ручка, посыпался связный текст.

Пока она молчала, пока я накидывал бланк объяснения, представлял, как было бы здорово отыскать ребенка. Какое счастье прийти сюда снова, доставить потеряшку и доказать, какой ты все-таки герой. Может, мы бы стали общаться с этой женщиной после. А потом случилось важное. Стали вместе жить. Гриша подружился бы с ее сыном. Хорошая получилась бы семья.

Так стремительно неслись фантазии, так хорошо мне стало, что не заметил, как в лице бедной женщины я в очередной раз увидел Катю.

Где она сейчас, хорошо ли ей? Что она там делает? А где – там? Кто бы знал. А может быть, ей плохо, может, сама попала в беду. А я сижу здесь и строю несбыточные планы.

– Прочитайте, все ли так?

Несколько раз пыталась женщина разобрать мой почерк. Но так ничего не поняла и спросила, где расписаться.

Я молча указал на строчку внизу листа, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Ничего страшного еще не произошло. Все будет хорошо.

– Еще? Еще не случилось.

– Вы успокойтесь. И не думайте, если мы уезжаем, значит, работа прекращается. Работа только начинается. Работа уже идет. Ориентированы наружные службы. ПДН работает с неблагополучными.

– Но мы благополучные.

– Я в этом не сомневаюсь. Но, тем не менее, пока никто не знает, что случилось.

– Вы думаете, что-то случилось?

– Нет, – ответил я на выдохе, и женщина поняла, видимо, что задает лишнего. – Нет, я думаю, все хорошо. Ложитесь спать, если сможете. А утром я вам позвоню.

– А если не позвоните?

– Позвоню, – кивнул я убедительно и, взглянув еще раз на нее, понял, что лучше Кати нет никого на всем этом свете.

Где ты, милая моя Катя? Была бы ты с нами, разве пришлось разрываться между работой и сыном. Пришлось бы вообще искать тебе замену? Нет. Ты одна такая, Гриша такой один. Это я самый обычный, а с вами мне повезло.

Знать бы, где ошибся. Вернуться бы, дай только шанс. Но где тебя искать? В какую сторону двигаться? Я, лучший оперативник, будущий начальник розыска, и то не способен раскрыть эту преступную схему, в которой сам виноват.

Я говорю водителю: останови. Водитель жует семечки, и шум дороги, бьющий в открытое окно, заглушает мою скромную просьбу.

– Я сказал, останови машину.

– Нафиг?

– Купить чего-нибудь на ночь.

– Ночью есть вредно, – замечает эксперт.

– Останови, говорю.

Водитель тормозит у придорожной торговой точки.

– Сигарет возьмешь? – спрашивает следак.

Я набираю какие-то шоколадки и мармелад, лапшу быстрого приготовления, консервы. Приготовить бы наскоро хоть что-нибудь существенное, да как со службы убежишь. Может, смотаться в какую кафешку? Гриша-то будет счастлив сладостям, ну, а бабушке мы не расскажем.

На витрине выставлены распечатки с потерявшимися ребятишками. Я понимаю, что, скорее всего, кафешка отменяется. Надо заниматься поиском.

Сую в окошко новый портрет.

– Не видели такого? Восемь лет? Сегодня ушел из дома.

– И куда они все уходят? Что им дома не сидится. Мой вот никогда не пропадет. Он мальчик воспитанный. Лишнего не просит, плохого не говорит.

– Так видели, нет?

– Неа, – мычит продавщица.

– Хорошо, – отвечаю, поправляя фуражку.

В отдел возвращаемся не спеша. Уже стемнело. «Газель» невнятно движется по ухабистой дороге.

– Ты чего сегодня, с ребенком?

– С ребенком.

– Случилось что?

Про отца молчу. Не хочу рассказывать. Я бы рассказал, но зачем печалить личный состав, да еще в дежурные сутки.

– Мать просто уехала к тетке. Гришку не с кем оставить.

– А… ну да. Как ты вообще? Привык?

Киваю и думаю, пора сменить разговор. Но следаку дай только волю закидать вопросами.

– Нормально справляешься? Я понятия не имею, что бы делал на твоем месте. Маленький ребенок, такая ответственность. Ну как, нормально?

– Не сомневайся. Лучше, чем думаешь.

– Красава тогда. А она чего? Ничего?

Слава богу, раздался приемник рации, и дежурный кинул новый адрес.

– Земля. Земля-пятнадцать. Прием.

– Земля-пятнадцать. Слушаю.

– Квартирная кража. Ущерб значительный. Как принял?

– Принял, квартирная кража.

– Конец связи.

Этого не хватало. Я предлагаю заехать на базу, но упертый следак гонит водилу на место.

– Слушай, у меня там ребенок… один.

– Он же с Гнусовым.

– Давай на базу. Гнусов на кражу поедет. Я детьми заниматься буду.

– Потеряшками?

– И потеряшками тоже.

Следак сдался, поехали в отдел.

…Темнело. Ночь смотрела на меня своими черными глубокими глазами. Смотрела свысока, плевалась мелким дождем, бурела холодом. Я смотрел на ночь и уверял: мы наравне. Тронь густую смоляную вечность, прижмись к ней телом. Как хорошо, ей-богу.

Возле отдела пусто, иду по влажной брусчатке, и лишь вдали светится окно.

Нужно покормить Гришу. Сейчас мы поужинаем, я уложу его и займусь работой. А завтра пойдем гулять. Завтра – отсыпной день, и я полностью посвящу его сыну.

Прохожу мимо дежурки и слышу:

– Подожди, там приехали…

– Кто?

– Ну, эти… – теряется дежурный. – Они вроде к тебе. Их Гнусов встречал. Я ему сразу позвонил, сказал, как пришли. Думаешь, докладывать начальнику?

– Кто приехал-то?

Дежурный машет руками и, кажется, разучился говорить. Так и эдак, неужели не понимаешь?

Поднимаюсь по лестнице. Толпятся опера. «Слушай, по твою душу тут».

Смотрю, возле кабинета Оксана. Слава богу, приехала. Я и забыл предупредить, что сегодня ничего не получится.

Оксан, говорю, езжай домой. Созвонимся, обещаю. Она почему-то испугана: бледная, молчаливая.

– Твой друг, он сказал, чтобы я уезжала.

– Еще чего?

Жмет плечами, откуда ей знать, в самом деле.

Вхожу в кабинет. Гриша бежит, расставив руки. Мальчик мой.

– Папа!

Гнусова нет, а за столом мужик в гражданском костюме. Пиджачок с лампасами, брюки с отглаженными стрелками. Где-то видел его, никак не вспомню. Здороваюсь. Костюм нехотя приподнимается, жмет руку.

Сует удостоверение, и пол становится мягким-мягким.

– Управление собственной безопасности. Сергей Александрович, давайте проедем с нами.

7

Пока ехали в управу, думал об отце.

Сколько лет прошло.

Отец сказал, что я уже взрослый. Должен понять.

Веселился костер. Сухое беззаботное лето. В жару огонь – страшное дело, тогда у соседей случился пожар, и тема костра во дворе стала закрытой.

Но в тот вечер отец сам позвал меня жарить картошку.

– Только матери не говори, – предупредил.

Я кивнул. Можешь на меня рассчитывать, папа.

Костер