Коммерческое общество обещало пополнить заимообразно сумму выкупа, но до сих пор ничего не сделало, а время идет и роковой срок приближается. Она знает, что хунхузы неумолимы и в указанный срок выполнят свою угрозу, и через три дня она получит страшную посылку в виде корзины с отрубленной головой любимого мужа, единственного кормильца семьи, состоящей из жены и трех малолетних детей. Старшему сыну, Вану, всего только десятый год, но он не по летам развит и выглядит старше своего возраста. Нужда и тяжелый труд лишили его детства и сделали взрослым. На смуглом лбу его уже заметны глубокие морщины и черные глаза его не по летам серьезны и печальны.

В детском мозгу его зреют мысли и беспокойные думы не дают покоя. Он видит отчаяние и глубокое горе матери и в маленькой бритой голове его создается план освобождения отца из хунхузского плена. Отец еще здоров и силен может работать и кормить мать и двух братьев, а он, маленький, глупый, слабосильный Ван, никому не нужен и может заменить отца и отдать свою жизнь за жизнь и счастье родителей и маленьких братишек.

Эта идея гвоздем засела в голову маленького Вана и уже не выходила оттуда, несмотря на протест матери и уговоры ее, бросить эту затею, как невыполнимую.

Видя страдания матери, маленький Ван все более и более укреплялся в этой идее и в конце концов решил привести ее в исполнение, во что бы то ни стало.

Маленький Ван, как все китайские дети, был очень послушен, и в другое время ослушаться матери он не посмел бы, но теперь, когда жизнь отца висит на волоске и поставлено на карту существование всей семьи, он может выйти из повиновения матери. Она женщина со всеми ее слабостями, а он единственный мужчина в семье и может поступать самостоятельно, не спрашивая совета женщин. Он решил, что это его долг, как любящего сына и старшего брата.

Решение это бесповоротно и должно быть приведено в исполнение немедленно, так как путь предстоит далекий, а роковой срок назначенный хунхузами, приближается.

Отец маленького Вана, рядчик лесной концессии, Ван-фу-лин, уведен был хунхузами в глубину тайги в далекую фанзу зверолова, за сорок пять километров к югу от станции Вей-ша-хэ.

Мальчик не боялся за себя: он отлично знал всю тайгу в окрестностях станции, так как зимою постоянно бывал с отцом на ближних и дальних лесных заготовках и многие фанзы звероловов были ему знакомы.

Во время этих скитаний по тайге, он изучил жизнь ее двуногих и четвероногих обитателей и своим детским наблюдательным умом быстро усвоил себе тот первобытный язык условных знаков, который изображает собой дикую таежную азбуку, начертанную таинственною рукой на зеленом фоне дремучего леса.

Маленький Ван прекрасно разбирался во всех этих причудливых иероглифах древнего языка и мог безошибочно найти верную дорогу в диком лесу, не хуже любого старого таежника.

Дальнюю фанзу зверолова, где находился его отец в плену, мальчик также знал по прежним своим скитаниям, во время проверки материалов, заготовленных партиями рабочих. На полпути находилась фанза зверолова Тун-Ли, старого приятеля отца, глубокого старика, уважаемого всеми за свою испытанную мудрость и честность.

Все эти соображения приходили в голову маленького Вана, когда он обдумывал план своего путешествия в недра лесов.

Хотя план этот теоретически был готов, но надо его осуществить и практически выполнить. Последнее казалось мальчику самым трудным, так как мать, чувствуя своим материнским сердцем намерения сына, зорко за ним следила. Необходимо было усыпить подозрительность матери и выбрать момент для побега.

Случай скоро представился. На следующее утро, едва только засерело небо на востоке и предрассветный ветерок прошумел в темных вершинах старых кедров, вздымавших свои стройные гигантские стволы к звездному небу, маленький Ван был уже на ногах и тихо, едва дыша, пробирался из фанзы на двор, стараясь не разбудить мать, утомленную дневными заботами и безотрадными думами.

На дворе мальчика окружили собаки, ласкаясь, визжа и стараясь лизнуть его в лицо. Отбиваясь и отмахиваясь от них, он наскоро собрал свои пожитки, заготовленные накануне, уложил их в котомку, вооружился своей излюбленной палкой и быстро зашагал со двора, направляясь через лесные склады, где возвышались штабеля бревен, дров и шпал, к опушке черной, как могила, тайги.

Ни один звук не нарушал торжественную тишину дремучего леса, только где-то вдалеке кричал филин и его заунывное – «Пугу» глухо отдавалось в глубине таинственных дебрей. Маленький Ван не был никогда трусом и знал происхождение всех звуков тайги, но теперь он ощущал какую-то непонятную тревогу, и нервная дрожь пробегала по его худому телу, и зубы его выбивали дробь, не смотря на все усилия успокоить себя и взять в руки.

Найдя знакомую тропу, извивающуюся по берегу горной речки, наш маленький беглец прибавил шагу, боясь погони. Но опасения его были напрасны. Заметив продолжительное отсутствие сына, мать догадалась о его бегстве и не подумала о его преследовании, так как знала, что ей не догнать мальчика. Кроме того, в сердце ее зажглась какая-то искра надежды и тупая покорность судьбе убила в ней всякую энергию. Она посадила к себе на колени оставшихся с нею малюток, и обнимала их и плакала горькими слезами отчаяния.

Маленький Ван в это время был уже далеко и бодро шагал по тропе, то взбираясь на скалистые береговые утесы, то спускаясь в глубокие ущелья, по дну которых шумели быстрые горные потоки, с холодною, как лед, водой. Здесь он утолял свою жажду и отдыхал в прохладной тени лесных великанов, подымавших свои гордые вершины над зелеными волнами таежной чащи.

В прозрачных струях этих потоков он наблюдал игры пестрых форелей и смелые прыжки их через стремнины и водопады.

Не раз встречал он на своем пути группы стройных косуль, перебегавших через тропу и мелькавших в темной чаще зарослей своими белыми «платочками».

Однажды, переходя вброд через реку, он столкнулся с черным медведем, шедшим на водопой. Добродушный зверь остановился и начал с любопытством рассматривать маленького человека, виденного им впервые. Когда же мальчик громко закричал и застучал палкой по стволу дерева, медведь медленно повернулся и пошел в чащу, по своим неотложным делам.

В торфяных болотах широких падей, где в знойный летний день, под непроницаемым сводом вековых елей, сохраняется вечный мрак и прохлада погреба, валяются в грязи грузные туши кабанов и заботливых свиней с поросятами.

Маленький Ван часто прислушивался к их довольному хрюканью и вспоминал свой дом, свой двор, своих домашних свиней и милых поросят, которых