– Я тебя расслаблю, сделаю все, как ты любишь…

– Постой, Николь…

– Нет, я так хочу, Левушка, очень хочу твой член.

Последующее можно было бы обозначить фразой: «Все как в тумане».

Если бы не вовремя очнувшаяся совесть и голос разума, кричащий: «Лева, очнись, придурок!»

Голос разума Лев услышал впервые и оттолкнул Николь, которая уже обслюнявила его член, вцепившись острыми красными ногтями в яйца.

Немая пауза, в глазах девушки ужас, потом лицо искажается гримасой боли, а дальше следуют слезы.

– Ты… ты… Да как ты смел… Я… я…

Нет, такого Николь не терпела, чтобы вот так, в грубой форме ее оттолкнули. Да такого не было никогда! Ни один поганый мужик, сколько бы у него ни было денег, не смел так поступать. Девушку накрыла злость, а еще обида, что она поставила не на ту лошадку. Думала, что этот журавль в небе стал ручным, но кто-то в этом Мухосранске постарался вместо нее. И она узнает кто.

– Я так люблю тебя, я все… все делаю для тебя, для нас… а ты… Господи, Лев, я…

– Извини, извини, Николь, успокойся, пожалуйста, не плачь.

Корнеев потом долго ее успокаивал, что-то говорил, Николь невнятно бормотала в ответ, а его мысли были не с ней. Ему хотелось к Лауре, просто видеть ее, слышать голос, и это она стала причиной, по которой он отверг сладкий минет Николь.

Ушел только через час, когда девушка успокоилась, и вот в кабинете Орехова намечалась пьянка.

– Ну, чего застыл, давай до дна – и не спорь. Сейчас выпьешь первую, а там за уши будет не оттянуть. Ты такого еще не пил.

Лев не стал спорить, выпить нужно было. Много. Чтобы заглушить мысли и тягу к Лауре. Выпил, пошла хорошо. Алкоголь приятно опустился в желудок, тепло медленно проникало в каждую клеточку.

– Ага, чувствуешь, да? Ух, хорошо-то как! – Гена хлопнул друга по плечу, смачно захрустел огурцом. – Давай колись, что у тебя с этой Горгоной?

– Ничего, уже ничего.

– А что было? Да я в шоке был, когда ее увидел, без обид, но секси-зефирка куда лучше и слаще. Как у тебя с ней?

– Не знаю, но она такая… Такая невероятная и совсем не мой типаж.

– Да нет никакого типажа – твоего или нет, это дурь в голове. Есть женщина, к которой тянет, а если тянет, значит, она твоя.

Гена задавал вопросы, а сам наливал и наливал, заставляя пить и закусывать. Лева говорил, приводил аргументы, что они разные, что Лаура слишком молодая и имеет много ухажеров, слишком ветреная. А Орехов в ответ на это смеялся как конь, хлопал по столу ладонью так, что подскакивали огурцы.

– Дурак ты, Лева, она сексуальная девчонка, вокруг нее полно самцов.

– Мне это не нравится.

– Давай выпьем и поедем спасать твою зефирку от коварных обольстителей и поедателей сладкого.

Выпили много, Лева еще помнил, как закончилась первая бутылка и началась вторая, еще помнил, как они вызывали такси, а Гена достал откуда-то две гусарские сабли.

Потом друг учил его пить самогон по-гусарски – с локтя, за дам, стоя и до дна. Получилось ни с первого раза, но Лева старался, а Гена подначивал.

А вот дальше – ничего.

Ни как ехали.

Ни куда ехали.

Зачем вообще ехали.

Но этой ночью спал Лев крепко и сладко, как младенец.

Глава 31

Не этого ли мальчика нагадала Жанна?

Лаура думала именно так, разглядывая спящего на диване супер-мега-крутого шефа. В руках у девушки была чашка свежесваренного кофе, и лишь его аромат приносил удовольствие в это раннее утро.

Супер-мега-крутой шеф сейчас не выглядел таковым.

Хотя ночью его появление было поистине фееричным. Он был суперпьян, мегаактивен и круто держал саблю.

Роль пьяного гусара была выполнена на четыре с плюсом, не хватало коня и мундира с золотыми эполетами. Но Лаура решила, что еще немного – максимум неделю – и Корнеев Лев Кириллович из столичного франта превратится в местного алкаша. Борода отрастет еще больше, а синяк с разбитой губой можно рихтовать через день.

Девушка села в кресло напротив дивана, на котором комфортно, обняв саблю, расположился Лев Кириллович, поправила длинный пеньюар и, склонив голову, продолжила разглядывать ночного гостя и размышлять.

Вот скотина. Какая же скотина этот Лев. Царь зверей, блин. Зверек. Пьяный сурикат он, а не лев. Это же надо так напиться и притащиться к ней, а не к своей силиконовой кукле. А еще обвиняет Лауру в ветрености!

Но, как ни крути, даже сейчас Корнеев был хорош. Широкие плечи, обнаженная грудь, мышцы, татуировки. У Лауры мужчина именно сейчас вызывал противоречивые эмоции, хотелось одновременно придушить и прижать к груди.

Ночью кто-то орал под окнами, Анисимова решила, что это молодежь возвращается из клуба, встала, хотела закрыть окно, но, услышав свое имя, напряглась. А когда присмотрелась, думала, что в очередной раз провалится от стыда сквозь землю.

Мужчин было двое, и обоих она узнала. Можно было, конечно, сделать вид, что они ей незнакомы, но тогда они продолжат орать дальше, вылезет противная соседка, вызовет полицию, и пятно позора и неблагонадежности на соколовской квартире станет еще больше.

Через пять минут мужчины поднялись на ее этаж, ввалились в квартиру, несли что-то про секс и зефир. А еще, что честь дамы – это честь гусара. Лаура мало что понимала спросонья, а вот Геннадий Викторович Орехов неожиданно стал серьезным и трезвым. Держа крепко своего друга, чтоб тот не рухнул, владелец «Двух барашков» заговорил.

– Ты, зефирка, не сердись, Лева хороший, запутался только. Да и Горгона та зря приехала, а его тянет к тебе, как к сладкому и мучному, которое он бросил много лет назад. А вот я уверен, что именно поэтому он стал черствым. Вручаю его тебе, делай что хочешь.

– Мне? Зачем мне?

– Ну, сейчас с него толку никакого, а утром может пригодиться.

Лев что-то бормотал, друг довел его до дивана, встряхнул, сказал, чтобы тот его не позорил, словно благословил, и ушел. Корнееву ничего не оставалось, как рухнуть на диван и моментально заснуть. Как уж он снял футболку и разулся, Лаура не знает, девушка, закрыв дверь и выключив свет, ушла в спальню.

Все как-то слишком стремительно было в ее жизни, прошла всего неделя, как начались курсы, а Анисимова влюбилась. Девушка много думала ночью, прислушивалась к сердцу и голосу разума. Но оба они говорили противоположные вещи.