это. Я в целом настроен скептически и считаю все эти поиски не более чем ребячеством и попытками разжиться деньгами за счёт легковерных идиотов. Но есть малюсенький шанс, что мы с вами заблуждаемся, а господа из «Туле» буквально завтра отроют чью-нибудь могилу да заручатся поддержкой небес. Всяко в жизни бывает.

Клим в задумчивости посмотрел в свою чашку, вспоминая события последних дней и обдумывая сказанное профессором, помолчал немного, после чего допил чай, поблагодарил собеседник и отправился к себе. Его не покидало неприятное ощущение, что они все чего-то не замечают. Чего-то очень важного, что может быть разгадкой происходящего, если удастся докопаться до сути...

Придя в свою комнату, Клим Глебов походил немного, размялся отжиманиями и решил снова взяться за шифрограмму Сахарова — следователь как раз с утра откопал в крохотной библиотеке ВОХРы несколько словарей, решил попробовать перевести морзянку на разные языки. Ему не давала покоя мысль, что Самуил Львович узнал что-то принципиально важное, что-то, что поможет докопаться до сути событий.

Снова вышла бессмыслица — набор букв да и только, какой бы язык Клим не пробовал, хоть немецкий, хоть французский, не помогла даже идея с пропусканием одного числа при переводе в код Морзе. С досады Глебов выругался и закурил. Ещё эта страница идиотская — на кой чёрт вырывать страницу из книги и прикладывать к шифру, если с ней ничего не сходится. Как будто просто так взяли и испортили книгу. А ещё говорят, что евреи — интеллигентные люди...

Евреи! У Клима проскочила мысль — ведь Самуил Львович был стопроцентным евреем. Значит, он мог написать шифр не на русском языке или каком другом, например, немецком, как сначала думал НКВДшник, а на своём, родном. Так, на курсах «Выстрела» им рассказывали, что евреи в Восточной Европе разговаривают на идише — это смесь славянских языков, в основном польского и западнорусских диалектов, с немецким и каким-то ещё, более древним, еврейским наречием, название которого Глебов позабыл.

В словарях нигде не оказалось идиша, только самые распространённые языки Европы. Клим Глебов сделал несколько кругов по комнате, потирая подбородок. Нет, если записка целиком на идише, то её бы смог расшифровать только еврей, потому что обычных переводчиков ему не обучают. Значит, идиш мог использоваться, но на одном из этапов, для дополнительного шифра. Скорее всего, изначально язык должен быть более простой и распространённый, который бы многие смогли понять здесь, в союзе... Стоп! Сахаров же с Украины — значит, он точно знал украинский. И записано тогда, скорее всего, всё было украинскою мовою — всё же вырос-то Самуил в тех краях, значит, и пользовался, скорее всего, смесью идиша и украинского, а не русским. И украинский уж точно у нас многие знают.

Взявшись за книги, следователь откопал среди них краткий словарь языков СССР, составленный специально для сотрудников госбезопасности. Идиша там, понятное дело, не было и в помине, но вот украинский нашёлся сразу, и даже слов было относительно много. Глебов потёр руки и принялся переводить через азбуку Морзе шифровку на украинский, с одного конца, потом с другого, перетасовывая символы — опять ни черта не получилось. Выругавшись, НКВДшник припомнил происхождение идиша от немецкого и попробовал комбинировать латинские буквы и мову в надежде обнаружить хоть какую-то подсказку или слово со смыслом. Промявшись так минут сорок, он уже был готов выбросить проклятую бумажку, которая всё ещё не поддавалась расшифровке. Взгляд упал на вырванную из книги страницу.

Ну не просто же так она приложена к шифру! В ней явно есть какая-то подсказка, вот только какая... А что, если её тоже надо перевести? Ведь напечатано было на русском языке. Клим взял словарик и, как мог, перевёл большую часть слов на украинский, немецкий и польский, остались лишь политические термины, которых в словаре не было. Посмотрев на них, следователь машинально посчитал слога — и в варианте перевода на украинскую мову слогов получилось ровно столько, сколько было чисел в шифровке. Хлопнув ладонью по столу, Клим принялся выставлять слога в том порядке, в каком шли числа в шифрограмме. Закончив, он повертел написанное в руках, потому что снова выходило что-то непонятное. Может, опять мимо? Ну нет, таких совпадений быть не может. Глебов посмотрел на текст, решил написать все русские буквы транслитерацией на латиницу, потому что переводить смысла явно не было.

Получилось! Старый подпольщик, хитрый сукин сын, использовал сразу несколько кодов, но в итоге таинственная бумажка с числами сложилась во вполне ясную строчку на немецком — ну или идише, чёрт его разберёт. Так или иначе, чётко читалась фраза, которая гласила следующее: «молния всегда в одно время — ей управляют А или К».

Час от часу не легче. Если Самуил Львович, на минутку, прав, что выглядело крайне сомнительно после исчезновения самого Сахарова, то Яков Иосифович каким-то невероятным образом научился управлять шаровой молнией, при этом не откуда-нибудь, я прям вот так вот, при них, силой мысли. Ну, либо то же самое научился делать Гавриил Платонович. Так или иначе, кто бы это ни был, получается, что она его слушалась... Чертовщина.

В этот момент в дверь постучали.

— Клим, это Яков Агнаров. Можно войти? Поговорить надо.

***

Яков Иосифович, по всей видимости, не ложился со вчерашнего вечера — именно такой у него был вид. И только глаза, помимо бешеной усталости, выдавали огромную энергию. Так выглядят буйнопомешанные...

Агнаров был в странном жёлтом одеянии, по внешнему виду напоминавшем халат, в каких принято ходить в Калмыкии и в Средней Азии. По халату в хаотичном, на первый взгляд, порядке были разбросаны странные символы, которые Клим прежде нигде не видел, выведены они были тёмно-красной краской. Начальник полигона тем временем в нетерпении прошёлся по комнате, развернулся на каблуках, вернулся к двери, снова развернулся, наконец, подошёл к буржуйке, разжёг её и поставил сверху чайник.

— Чай будем. Разговор долгий.

Глебов кивнул и, на всякий случай ощупал левой рукой замок устройствоа по блокировке внутреннего электричества, которое придумал Кебучев. Правой он отыскал в кармане брюк пистолет и снял его с предохранителя. Так, на всякий случай.

Наконец, чайник закипел, и Агнаров заварил ароматный напиток. Сели на стулья, принялись дуть на золотистую жидкость в стаканах. Яков Иосифович явно собирался с мыслями.

— Клим, у меня к тебе вот какое дело... В общем, считаю, пришла пора кое-что тебе рассказать. Понимаешь... Чёрт, даже не знаю, как начать... В общем, начну