побросав вёдра, побежали кто куда. У склада с оружием началась пальба. С воем от огня понеслись прочь собаки, грохот мотора у ворот выдал угон «полуторки» кем-то из солдат. Началась форменная вакханалия, хаос и погром.

Гавриил Платонович осел на землю и в ужасе посмотрел на Клима. Следователь бросил взгляд на всё ещё лежавшего без сознания Агнарова, протяжно выругался и побежал к складу ГСМ. Там вовсю шла драка — с дюжину солдат сцепились с несколькими офицерами за мотоциклеты. Глебов хорошо поставленным хуком с правой вырубил одного из активных участников драки, уже замахнувшегося на следователя прикладом винтовки, перепрыгнул через тело и побежал к броневику. К счастью, про него все забыли, потому что машина была не на ходу.

Забравшись внутрь, Клим Глебов передёрнул затвор орудия: благо, как раз днём он самолично всё здесь проверил и заправил в пулемёт ленту с патронами. Чертыхнувшись, НКВДшник нажал на гашетку — хриплый гром разорвал ночную степь, перебивая крики людей, вой собак, шум огня и треск обрушающихся бараков. Клим стрелял над головами и в песок, поводя пулемётом из стороны в сторону и стараясь при этом не задеть никого огнём.

Манёвр сработал — часть солдат, конечно, припустила в степь, но многие упали на живот и закрыли голову руками. Наступило затишье.

— А ну заткнулись все! Черти, вёдра в руки и тушить пожар! Выполнять, сволочь, или всех к стенке поставлю! Живо, сукины дети! Бегом, или расстреляю!

На последних словах Глебов уже снова дал длинную очередь из пулемёта.

Дважды повторять не пришлось. Остатки солдат и офицеров, сплёвывая кровь с разбитых губ, начали тушить пожар. Работали быстро и складно, растаскивая горящие брёвна, засыпая песком провода, заливая водой из колодца. Уже через четверть часа всё было кончено, лишь спиральки пепла да запах гари над чёрными остовами строений напоминали о случившемся.

***

На утро Глебов, Кебучев и пришедший в себя Агнаров осмотрели объект.

Барак ВОХРы сгорел на треть, напрочь обуглилось крыльцо, пострадала большая часть комнат, но потушили быстро. Медсанчасти повезло меньше — там вспыхнул спирт и медикаменты, от некогда аккуратного белого здания остались лишь почерневшие стены, кое-где обвалившиеся, да заваленные обгоревшими брёвнами и пеплом металлические основания кроватей. От огня слегка обгорела банька, но только снаружи, и почернела дверь в конюшню. Чертовски повезло бараку главных инженеров — сгорела только комната Сахарова, частично пострадали комнаты Ефроима и Триловича, остальные успели потушить. Каким-то чудом огонь лишь лизнул барак простых рабочих, но здание не загорелось толком.

С людьми было хуже. На всём объекте осталось всего восемнадцать человек рядовых, все из ВОХРы, девять ВОХРовских офицеров и три офицера РККА. Инженеров тоже не досчитались, на месте было только двенадцать человек, остальные разбежались вслед за солдатами. Туда же исчезли и санитарки, из бывшего персонала сгоревшей медсанчасти остался только врач-грузин. Убегая, солдаты угнали «полуторку», которая стояла у входа на объект, и два мотоциклета ПМЗ-А-750. Хорошо ещё, что во всех танкетках Латыгин, опасаясь чего-то подобного, выкрутил свечи зажигания из мотора, так что их было не завести. Зато вот лошадей забрали всех, стащив при этом и всё снаряжение, от сбруй до последнего трензеля. Собаки при этом дали дёру вместе с людьми, так что животных на объекте в принципе не осталось.

— Ну, одно радует. Хоть во всём этом кипише всего троих застрелили да двое в огне погибли. Ну и Рома, конечно...

— Яков, сукин ты сын, на черта с огнемётом полез? Совсем сдурел?

— Дык я думал, что огонь-то точно эту дрянь уничтожит. Это ж не абы что, а ранцевый огнемёт...

Глебов вздохнул и сплюнул. Нет, это просто сумасшествие какое-то. Шаровая молния, исчезновения людей в вихре огня, превращение песка в стекло, немецкий шпион — так ещё и этот, мутный, с огнемётом.

— Гавриил Платонович, стекло — а это ведь стекло, да — стекло на том месте, где Роман стоял...

— Полностью идентично тому, что вы нашли в степи. Не может быть сомнений, что теперь мы точно знаем о его природе. Это энергия электричества в шаровой молнии настолько велика, что переходит в тепловую и превращает оксид кремния в его другое агрегатное состояние. Бац! И у вас расплавленный песок застывает в виде стекла.

— Почему оно отполировано снова, как зеркало? И как такое возможно, что Роман буквально испарился в огне, даже пуговиц не осталось...

Кебучев развёл руками.

— Могу лишь предположить, что температура объекта, собственно, шаровой молнии, настолько высока, что биологические ткани просто вспыхивают, сразу переходя из твёрдого состояния в газообразное. В принципе, такое возможно, возгонка, там, и тому подобные схемы. Обычно, конечно, они требуют специального оборудования, условий... Но всё же там и мощности другие, это вам не шаровая молния.

— А блеск?

— Да чёрт его знает! Не знаю, голубчик, не знаю... Да и меня, честно говоря, больше интересует вопрос, куда она делась. Стекло может быть и диэлектриком, и проводником, зависит от температуры и состава стекла. Но в обоих случаях непонятно: либо оно было раскалённым, и тогда провело молнию непосредственно в песок. Либо успело остыть — и тогда молния просто исчезла, потому что такое стекло уже не проводит электрический ток. В обоих случаях я не понимаю, куда исчезла шаровая молния, тем более так быстро. Это не укладывается в моё представление о физике электричества.

Повисла напряжённая тишина. Наконец, Клим закурил и прокашлялся.

— Так, товарищи. Как бы там ни было, предлагаю поймать эту штуку. Гавриил Платонович, вы говорили про ловушку — давайте доделаем её и хотя бы попытаемся.

— Клим, а если не сработает? А если нужна приманка другая?

— Во-первых, я предлагаю попробовать испытать на ней «лучи смерти». Так сказать, клин клином вышибают. Но это как запасной вариант.

Яков Иосифович кивнул.

— А во-вторых?

— А во-вторых, если ей нужен человек — то я буду приманкой. Загоним эту сволочь в клетку.

1.

Первые несколько дней после гибели Латыгина прошли в жуткой суматохе: всё разбирали завалы после пожара, возились с установкой для поимки шаровой молнии, что-то всё время делали, копошились. Примечательно, что Гавриил Платонович при этом всём вёл себя как ни в чём не бывало, мило улыбался, пил чай и травил байки — самообладание было у него железное, ничего не попишешь.

А вот у Агнарова совсем сдали нервы. Он всё время курил, почти без передышки, матерился по поводу и без, суетился,