Только отец не собирается меня бить. Вместо этого всего лишь отрывает от монитора свой вечно недовольный взгляд, задерживает его на мне на долю секунды и, не произнеся ни звука, возвращается к работе за компьютером.

Это невыразимо бесит.

Опускаюсь в кресло перед ним, закидываю щиколотку правой ноги на левое колено, демонстрируя грязные охотничьи ботинки.

– Ну и какого черта ты натравил на меня этого упыря Громова? – интересуюсь я, не в силах сдержать злость. – Чтобы я проехал через весь город и посмотрел на сон грядущий, как ты по клавиатуре стучишь?

Отец вновь переводит на меня неприветливый взгляд. Сверлит им с минуту, очевидно надеясь задавить морально. Да только я уже не маленький мальчик и теперь тоже умею так смотреть.

– Тебе знакомо понятие «ответственность», сын? – спрашивает он после долгой паузы, когда понимает, что наша игра в гляделки может затянуться навечно.

Пожимаю плечами.

– А тебе? Вряд ли ты сам в этом плане далеко от меня ушел.

– Не хами мне, – с угрозой произносит отец. – Ты уже не маленький ребенок, Даня, чтобы так себя вести. Ладно, на меня ты разобиделся, как капризная девчонка. Но матери хотя бы мог позвонить? Она волнуется вообще-то!

– С каких пор тебя стала беспокоить моя мать? – со злостью интересуюсь я.

– Тон убавь! – повышает голос отец. – Наши отношения с твоей матерью тебя не касаются. И то, что произошло между нами, никак не оправдывает твое безответственное поведение. Нет, правда, Даня, неужели так сложно было ей позвонить?

– Я звонил! – выпаливаю я на эмоциях. – Только она была пьяная или под кайфом и даже не узнала меня. И сейчас ты мне втираешь, будто ей всё ещё есть до меня дело?!

Отец молчит какое-то время, продолжая сверлить меня ледяным взглядом.

– Да, у неё есть проблемы. Но она всё ещё твоя мать. И всё ещё очень любит тебя.

– Всё, что я понял за прошедшие полгода, это то, что она теперь очень любит только алкоголь и кокс, – с горечью отвечаю я. – Но я не виню в этом маму, чтобы ты понимал. Кто бы на её месте не запил?

Отцу явно не нравится то, что я говорю. Он бесится, а я испытываю от этого нездоровый кайф. Мне слишком хочется причинить ему боль, если не физическую, то хотя бы моральную. Только сомневаюсь, что это в принципе возможно.

– Ты вроде вырос, Даниил, взрослый мужчина уже, – с презрением говорит он, – а рассуждаешь как подросток, у которого юношеский максимализм шпарит. У взрослых так бывает – чувства проходят. Мы встречаем других людей. Твоя мама всегда будет для меня родным человеком. И я забочусь о ней, как могу. Но люблю я другую женщину. И тебе придётся с этим смириться.

– Так я и смирился, – невесело усмехаюсь я. – Но факт остаётся фактом. Сначала ты разлучил её со мной, потом предал с другой женщиной. Это ты сломил маму. Из-за тебя она начала пить и нюхать.

– Я заботился о твоём будущем! – выходит из себя отец, разрезая тишину своим громогласным басом. Вены на шее родителя вздуваются, так всегда происходит, когда он в бешенстве. – И сейчас о тебе, недоумке, забочусь!

– Мне не нужна твоя забота. Сам справлюсь.

– Да с чем ты справишься, справится он! Короче, у меня нет времени на долгие дискуссии. – Мой родитель морщится и нервно дёргает ворот рубашки. – Завтра ты должен присутствовать на собрании акционеров, иначе предназначенное тебе место займёт другой человек. Я больше не могу тянуть время.

– Я не собираюсь завтра нигде присутствовать, пусть занимает другой.

Отец с силой сжимает челюсть и снова пытается уничтожить меня одним взглядом.

– Ты в курсе, что я не молодею? Однажды тебе придётся занять моё место, и что тогда? Как ты собираешься выгребать, не получив необходимых для этого знаний и опыта?

– Да не надо мне ничего оставлять, ты разве не понял ещё? – Теперь выхожу из себя я, тоже повышая голос. – Ты ведь хотел, чтобы я мужиком вырос? Так вот, я вырос именно таким. И хочу добиваться всего сам. Без тебя.

– А для кого же я, по-твоему, всю жизнь пахал, зарабатывая всё это?! Ты мой единственный сын! На кого ещё я всё оставлю?!

– Ну эскортнице этой своей оставь, она же моя ровесница, по-любому тебя переживёт на пару десятков лет.

Отец багровеет от злости.

– Не смей так о ней говорить, – цедит он сквозь зубы.

А я на удивление становлюсь вдруг очень спокойным.

– Короче, мне плевать, кому и что ты передашь. Главное, меня в покое оставь.

– А что же ты делать будешь, если я тебя в покое оставлю? Всю жизнь по лесам с ружьем скакать?

– Даже если и так, тебя это не касается.

– Ошибаешься. Ещё как касается. Ты всё ещё мой сын и будешь делать то, что я говорю.

– А ты меня заставь.

Отец тяжело вздыхает, откидывается на спинку кресла и ненадолго прикрывает глаза, демонстрируя, как сильно я его утомил. После чего сцепляет руки в замок и снова начинает сверлить меня своим убийственным взглядом.

– Я как твой родитель обязан научить тебя ответственности, – подозрительно ровным голосом произносит он. – Хочешь вернуться в лес, забив на мою волю? Валяй. Но потом не удивляйся, если с твоим другом егерем что-нибудь случится. Сезон лесных пожаров уже закончился, но всякое бывает. Проводка замкнёт или искра из печки на коврик выскочит. И сгорит его сторожка.

Смотрю на отца, не веря своим ушам.

– Ты не посмеешь.

– А ты проверь.