— А вот это неправда! — Юра повышает голос и грозит мне пальцем.

— Это какое-то безумие! — рявкаю я.

— Угу, — отзывается Игорь, просматривая ампулу на просвет. — Я сейчас прям будто на групповой терапии, и вот-вот буду вынужден звать толпу санитаров. И это умиротворяет. Меня очень нервируют якобы спокойные и нормальные люди. А когда все вокруг мычат, смеются, кричат… так уютно.

— Ты тоже больной ублюдок, Игорь, — неожиданно серьезно говорит Юра.

— А еще я очень дорогой ублюдок, — Игорь переводит на него спокойный взгляд. — У меня жена хочет купить машину для сына, а я ведь хороший отец, Юр, поэтому за два круга групповой любви и за долгую реабилитацию двух куриц под моим строгим надзором спрошу серьезную сумму.

— А вот и бизнес попер, — вздыхает Юра.

Ия и Марина тяжело и прерывисто дышат, вылупив на меня глаза.

— Вскладчину организуем групповушки для девочек? — Юра вновь смотрит на меня. — Я беру на себя белобрысую мымру. Не люблю, когда меня называют клоуном. Какой же я клоун, Матвей? Обидно, знаешь ли. Я ведь ее не оскорблял. Вот как так можно?

— Значит, будет сыну на восемнадцатилетие машина, — Игорь откладывает ампулу, берет жгут со стола и с добродушной улыбкой его натягивает, — с кого начнем? — переводит взгляд на меня, — я бы предпочел, чтобы первой была Ия, потому что хочу дешевых понтов перед коллегой. Я буду покруче этой стервы.

— Тут ты уже сам решай, — сплевываю и выхожу из комнаты под жалобное мычание Ии.

Меня знобит и тошнит. Руки дрожат, голова кружится. Я не хочу присутствовать при работе “мастера”. Я готов ему заплатить, но не смотреть и не слушать его.

— А я останусь, — из комнаты доносится голос Юры, — проконтролирую ситуацию.

Мне надо вернуться в ветеринарку, в которой я оставил сбитого пса. Если умер, то похороню его, а если выжил, то посижу с ним и подумаю над кличкой.

Надеюсь, что выжил. И тогда у меня будет пес.

Пушистый белый пес.

Глава 37. Поговори со мной

— Может ты со мной, наконец, поговоришь? — хватаю Матвея за руку у двери, за которой нас ждет мировой судья. — Матвей.

После того дня, когда он ушел в невменяемом состоянии, он не идет со мной на контакт.

Тот поцелуй в висок был, видимо, последним проявлением его любви.

Живет с хромой собакой в корпоративной квартире. Я привожу к нему Лилю почти каждый день по ее просьбе, но и у них что-то не складывается.

Лиля говорит, что по большей части Матвей молчит. Они смотрят фильмы, гуляют с собакой и готовят ужин. А разговорить его выходит только тогда, когда Лиля вываливает учебники и тетрадки и требует помочь с уроками.

Пару дней назад она осталась ночевать у Матвея, и поделилась, что он немного оживился за папскими наставлениями лечь вовремя спать, проверить рюкзак, почистить зубы и не сидеть в телефоне допоздна.

На мои просьбы поговорить, встретиться, пустить в квартиру и попить чай отвечает, что ему нечего сказать.

Он занял глухую оборону, и мне не пробиться к нему.

И кажется, после развода я останусь и без Лили, потому что она должна быть с ним. Она нужна ему, как спасательный круг.

— О чем? — разворачивается ко мне.

Отстраненный, строгий и офигеть какой холодный. Прямо глыба льда, о которую я расшибу лоб в жалких попытках расшевелить почти бывшего мужа.

— Что и это все? Да? — я готова разрыдаться. — Столько лет вместе и я теперь не заслуживаю простого разговора?

— Разговора о моей измене? Нет, об этом я говорить не буду, Ада.

И Ия подозрительно исчезла с радаров. Я на волне истерики в пустом доме хотела ей позвонить, но не стала. Что она мне скажет? Порадуется за то, что я осталась у разбитого корыта и без любимого мужа?

— Матвей… Ты ведь и не с ней…

— Я повторяю, Ада, — наклоняется ко мне, — я не стану вести беседы на эту тему. Я знаю, чего ты ждешь. Что я встану на колени, заломаю руки, пущу слезу и поползу за тобой просить, чтобы не было развода. Что я тебя люблю, и что жить без тебя не могу.

Нарастает желание влепить пощечину.

— И я тебя действительно люблю, — твердо шепчет он, — люблю, Ада, и буду любить вне брака. Мне необязательно быть тебе мужем, чтобы тебя любить.

— Любовь у тебя какая-то странная…

— Какая есть. И я поддерживаю тебя в том, что после измены стоит разбежаться.

— Матвей, — в бессилии шепчу я. — Ты что-то скрываешь… Что-то недоговариваешь.

— Я не смогу быть тебе прежним мужем, — Матвей тяжело вздыхает, намекая, что я его утомила. — Ты и сама это понимаешь.

— Да, черт тебя, дери, — рычу я. — Просто поговорим, пойдем… к семейному психологу?

— И что ты готова простить кобеля, который наскочил на твою подругу? Понять и простить? Твоя любовь на это способна? И мы будем у семейного психолога все это мусолить и мусолить, да?

— Ты меня отталкиваешь.

— Да, — невозмутимо отвечает Матвей.

— И винишь меня?

— Нет.

— Но…

— Я не хочу разговаривать, Ада, — шипит он. — Не хочу. А то, чего я хочу, не будет. Тебе нужны разговоры, ты хочешь меня и себя препарировать, разобрать по косточкам и собрать, а этого мне не надо. Мне нужна прежняя жизнь, Ада. Мы сейчас можем выйти из здания суда прежними?

— Нет, — опускаю взгляд, а Матвей поднимает мое лицо за подбородок.

— Ты все равно будешь моей женщиной.

— А если я хочу остаться женой? — едва слышно отвечаю и пальцы начинают неметь и дрожать.

— Въедливой, настырной. Той женой, которая будет копать и копать, когда я прошу оставить меня в покое, потому что именно этого я жду?

— Я просто хочу тебя понять, — по щеке катится слеза.

— А вот не надо меня понимать. Я