семью, то будете идиотами, — Тимур тяжело вздыхает. — И про мое альтер-эго молчком, Ада, — внимательно вглядывается в глаза, — а то прилетит мне так, что…

— Буду молчать.

— Это так, чтобы бомжей и алкашню выпроваживать со двора, — Тимур застегивает пальто. — Если бабка взбрыкнет, то ты меня не знаешь и не видела. Хотя вряд ли она осмелится.

— Ты убедительно сыграл.

— Не зря в школе ходил в кружок актерского мастерства, — шагает прочь и оглядывается. — Подосиновик без осинки сгниет, Ада. Черви изнутри сожрут.

Глава 40. Это все не с проста

— Я должна знать, что происходит! — повышаю голос, а Юра в трубке громко зевает и скучающе причмокивает. — Это у него после вас крыша потекла.

— Меня так часто обвиняют, — вздыхает, — что мне уже неинтересно. Давай придумаем что-нибудь новое, Ада. Например, что я хороший друг, который не сдаст потроха Матвея его очень любопытной жене. Одно могу сказать. Ему надо сейчас посидеть в сторонке… А ты давай-ка займись переездом.

— Не поняла?

— Дом выставляй на продажу, а сама вещички собирай и переезжай куда-нибудь.

— Это какая-то завуалированная угроза? — напряженно спрашиваю я.

— Опять тон не тот? — хмыкает Юра и переходит на ласковое сюсюканье. — Собери чемоданчики и переезжай.

Меня всю аж передергивает. Точно угрожает. Но за что?

— Вы меня не запугаете.

— Да едрить тебя за ногу, Ада! — рявкает Юра. — Я же тебе не сказал, что, сука такая, урою и по кругу пущу! Угрозы! Это совет! Нехрен сидеть в этом доме! Выезжай!

И он прав. Жить в доме, в котором Матвей и Ия предавалась утехам, тошно. Я хожу и гадаю, где они могли развлекаться друг с другом.

Я и так не сплю на нашей кровати, ведь предполагаю, что она осквернена предательством и грязью, но тон Юры подразумевает нечто большее, чем просто измена.

Они с Ией кого-то убили в нашем доме? И пуговица — это улика? Поэтому у Матвея сорвало крышу?

И кого они могли убить?

Меня накрывает каким-то кровавым видением. Кидаюсь к раковине, откладываю телефон и меня выворачивает овощным салатом.

— Ада.

Желудок вновь сжимается под болезненным спазмом.

— Ада, — доносится из рубки, — так. Это буэ неспроста.

Тянусь к телефону, чтобы сбросить звонок, но из меня опять вырываются нечеловеческие звуки, желчь и слизь.

— Точно неспроста, — оживленно резюмирует Юра.

— Замолчите, — шепчу я и пытаюсь отдышаться.

Затем я понимаю, что я давно не лезла в ящик под раковиной за прокладками и тампонами. Очень давно. И все эти недели меня преследовала тошнота и слабость, но я думала, что это виноват стресс, который я переживаю.

И разбитой была из-за черной тоски, недоумения и страха перед разводом, который бы перечеркнул все наши с Матвеем годы любви.

— Раз молчишь, то точно все неспроста.

— Да вы издеваетесь… — сплевываю вязкую слюну и вытираю подбородок тыльной стороной ладони.

— Кстати, ты так и не сказала, — голос Юры мягкий, но в этой мягкости я все слышу хитринку, — судья одобрил развод? У вас же сегодня назначено.

— Юр…

— Да?

— Вы ему ничего не скажете.

— А что я должен не сказать?

Включаю воду, полощу рот и умываюсь. Подхватываю полотенце с дверцы одного и шкафчиков и вытираю лицо с тяжелым выдохом.

— Ну, теперь, — провожу полотенцем по шее, — похоже, Матвею нескоро светит развод. Ха.

Закрываю глаза.

— Коварство женщин не знает границ, — философски подытоживает Юра. — А он прямо-таки требует развода? Это ты же его тащила. Или у вас роли поменялись?

— Вы мне не нравитесь, — говорю я. — Вот так. Вы опасный человек, и я против того, чтобы Матвей работал на вас.

— А он сейчас в отпуске, — Юра вздыхает. — Мне он сейчас с такими мозгами не нужен. Ему бы сейчас кубики там перебирать, домики из них строить, слюни радостные пускать. И если мы тут говорим друг другу правду, то…

— И ведь вы скажите не ту правду, которая мне нужна.

— Моя правда в том, что я… — делает зловещую паузу и мило продолжает, — хочу чтобы вы своего сына назвали в честь меня.

— Чего?

— Хорошее же имя, — фыркает Юра. — Я думаю, что пацана родите. Юрий Матвеевич. Звучит же.

— За какие такие заслуги?

— За такие, что я крутой дядька.

— Может, я это стресса…

— Ага, конечно, — короткая усмешка. — Чем мне тебя подкупить?

— Той правдой, которая мне нужна.

— Нет.

— Вы, что, Ию убили? — неожиданно предполагаю я.

Не зря же она исчезла. Убили и закопали в лесу. Перед глазами встает картинка, как Матвей и Юра тащат тело, обернутое в ковер, в лес. Под холодным дождем и ветром.

— Я тебе ничего не скажу, а самой тебе стоит пораскинуть мозгами, — Юра разочарованно вздыхает. — Я, конечно, понимаю, что интересное положение женщинам давит еще и на мозг, но, е-мое, Ада. Я задам тебе один единственный вопрос, но если ты и тут начнешь тупить, то я в тебе разочаруюсь.

— Какой вопрос?

— Ия сирота, что ли?

И Юра сбрасывает трубку. Я непростительно долго думаю над его вопросом. Нет, не сирота. Есть мама и папа, но к чему это?

Точно.

Мама и папа. Они, конечно, со мной не особо водили дружбу, но я могу про Ию разузнать у них. Куда пропала и почему.

Если жива и прячется, то я ее найду и поговорю по-женски. Вытрясу из гадины всю правду.

Я уже готова поверить в то, что она ведьма и реально свела моего мужа с ума приворотами и заговорами.

Раз Юра намекнул на Ию, то надо ее искать.

И Матвей просил лишь его не трогать и не дергать тупыми вопросами. Про бледную поганку ни слова не сказал.

Решительно откидываю полотенце.

Но сначала я зайду в аптеку.